Диалоги. Извините, если кого обидел.

— Да, интеллектуализм меня губит: Дания — тюрьма. Однако жалко, что дочка превратилось в бессловесное существо. Нет бы нацепить брюки на новообретённые ноги и пополнить ряды суфражисток. Эх, научить бы женщин говорить…

— Некоторым заговорившим встречается в пустыне серафим. Он решает проблемы.

— Да ну его, Серафима вашего. Вырвиглаз какой-то. А перейдёшь к другому билету школьной программы, так тебя камнями побьют, даром что после тяжелой полостной операции. Мне, правда, мерещился О'Генри — Филле и Рулле бегут до норвежской границы, спасаясь от Малыша… Я про это думал, но там нет места летающему негодяю. Разве что в роли отца Малыша. А венскую делегацию я оставил на закуску.

— Летающий негодяй может действовать за кадром. Он специалист по курощению. Что касается венской делегации, то она у Вас и в «Гамлете» заседает.

— Но я остановил её движение на окраинах столицы. Части были брошены в бой прямо с парада — и вот результат.

— Страшно подумать, что нас ожидает. Армия разбита, конница бежит. Горе шалтаю-болтаю. Сейчас другая война. Точечная и бесконтактная. Просто у некоторых красная кнопка — на животе.

— Значит ли это, что нас ожидает история про ядерную войну?

— Думаете, из-за Арафата? Которого унёс Карлсон в дальние страны, а потом на крышу Мира. Нет, я думаю, войны не будет, всё будет по другому.

— Это и хорошо. Котят ли русские войны? Котят ли русские едят? А вдруг меня поставят к шведской стенке?

— Ерунда какая. Повисите. Пару раз сделаете «пистолетик».

— Вы тут уже кого-то упрекнули, кто пытался сюжеты наперед угадывать, так что я не буду, пожалуй, забегать. Замечу только, что русская классика пока не охвачена. Жилин и Костылин?

Диалог DCCCLXXXIV

— Вообще-то это были Илюша Муромец и Алёша Попович, я полагаю.

— Очень может быть. Как сейчас помню, у Достоевского в его «Братьях» имеется ряд наработок именно про них.

— А чудесный был бы заголовок «Вечный спор Илюши и Алеши».

— Чудесный. Да.

— Именно. Ведь эти двое, как сейчас помню, об том самом и спорили: конкретно пользоваться, оставаясь с некой духовностью, или всё-таки ставить всё в центр и так вращаться.

— Подлинные инженеры-производственники.

— Битва в пути.

— Заводская проходная, что в люди вывела меня.

— Станки центрально-вращательные и конкретно поступательные. Кто кого? Интрига.

Диалог DCCCLXXXV

— Но, согласитесь, этот разговор между вполне половозрелой и ебомой преподавательницей экономики и олигархом внутри романа Латыниной — прямиком из Хармса.

— Мы говорим «Латынина» — подразумеваем «Хармс»?

— Нет, может и не Хармс… Надо подумать. Может, Ионеско.

— Ионеско бесбалды. Вот о ком это: «ощущение кошмара, бессмысленности человеческой жизни; утверждение иррационализма общественного развития сочетается с критикой конформистского сознания»?

— Эту фразу можно не только про Ионеско написать. В своём рассказе «Гробовщик» Александр Сергеевич Пушкин верно передал ощущение кошмара, бессмысленности человеческой жизни; утверждение иррационализма общественного развития у него сочетается с критикой конформистского сознания». Или «Л. пыталась перейти от критики выхолощенного языка и конформистского сознания к критике бюрократического тоталитаризма и фашистского одичания буржуазного обывателя; однако социальное зло, с которым сталкивается индивидуалист-одиночка, у Л. приобретает метафизический облик. В дальнейшем черты действительности, подвергавшиеся прежде у Л. сатирическому обличению, вытесняются произвольными фантасмагориями, смятение и мрачность увеличиваются, толкая Л. к озлобленному брюзжанию по поводу мироустройства и истерическим нападкам на социалистический лагерь».

Диалог DCCCLXXXVI

— Вот моя тетя работала в Эрмитаже, водила шведов — она им то-сё, ампир-модерн, дансе-романсе, а они ей всегда: «А с кем жила Екатерина Вторая? Правда, что с Распутиным?»

— Вот мудаки-то! Все ж знают, что с конём!

— У них в Швеции в этом вопросе конь ногу сломит. Все шведские семьи счастливы по-своему.

Диалог DCCCLXXXVII

— Ну, а суп (вернее, супп) — это поддерживающая грудь повязка, деталь одежды варяжских женщин (ср. суппорт).

— Да, в малороссийских диалектах она называется «борщ», (ср. Борхес).

— Упряжь — это сестра супони.

— А супонь — это свекровь оглобли.

— Стоит ли говорить, что они обе (правда, с братом вместе) основали Киев.

— Да, брат у них на бильярде играет.

— Мастер. Жирует. А у Васи Векшина две сестрёнки остались…

— Они основали Ярославль, кстати.

— И зеркальное его отражение — Лихославль.

— Да, зато Тихорецк основали совсем другие сестры, без шума и ярости, бури и натиска. Он и в исконно русских так называется — особенно в орловско-курском диалекте, который, как научил нас товарищ И. В. Сталин, есть основа русского языка. Правда, с поправкой на помидоры.

— Помидоры поддерживаются борщом? Крест-накрест?

— Помидорами всё поддерживается. На них земля стоит. На трёх китах с помидорами.

— Да, помидорами земля русская держится, это правда, а как завянут помидоры — так и все, любовь прошла, словно сон.

Диалог DCCCLXXXVIII