Диалоги. Извините, если кого обидел.

— У нас только начинается. Я только что оттуда. Шёл мокрый снег с дождём, последний и победил. Может, к утру что и изменится. Это, кстати, ещё на прошлой неделе чуть не до драки довело дворников разных управ.

— Это дворники чистят свои холодильники — только-то и всего.

— Утро уже. Он лежит. Не говоря уже, что он идет. Всё, зима.

— Да уж. Запрещать её — бестолку. Она — в дверь, а потом — в окно.

— От судьбы не уйдешь. Волков бояться — сидеть дома. А всю жизнь сидеть дома все-таки невозможно, хотя и приятно, местами. Тем более…

— Сука и её чувство снега.

— Скука и её чувство снега — это пять, как сейчас говорят. Но посмотрите в окно! Там же дофига снега. Красота невообразимая, и уже ни одного места темного не осталось.

— Так в этом году граница погоды проходит по Белорусскому вокзалу — уже удивлённые люди не раз говорили об этом в телевизоре.

— Ну, вот видите, у вас ещё впереди. Ходите аккуратней. Не попадите между дворниками.

— Этой такой триллер: «Зажатый дворниками». Кино не для всех.

— Что вы тут давеча кому-то предлагали? Сперма на ноже, кровь на стволе… Это оттуда было, видимо, из этого триллера.

— Да я и сейчас предлагаю. Когда трещит нитка дамоклова меча, всегда хочется поговорить о другой работе.

— Не надо о больном. Только этим и занимаюсь. Я знаю, триллер «Зажатый дворниками» будет сниматься в рапиде — сидишь ты, смотришь вверх, а оттуда дамоклов меч на тебя всё падает и падает, и никак это не кончится. Пролонгированный кошмар. В общем, всё есть — название, сюжет, фишки. Осталось найти крутого продюсера — и миллионы в кармане.

— Нет, это путь премий. Безденежных, но престижных. Долгие кадры. Стучат дворники, стучат — и ты распят на лобовом стекле.

— Да я-то за. За премии, то есть. Но продюсер все равно нужен.

— Сейчас только поняла — разумеется, я вместо «безденежных» прочитала «безнадежных».

Диалог DCCCLXXVIII

— Я почти на небесах.

— Вашим именем назовут улицы, а фамилией — сёла.

— А отчеством — продуктовые лавки.

— Винные бутики.

— Винные ботики.

Диалог DCCCLXXIX

— Что так долго не звонил?

— Потерял телефон.

— А что не нашёл через друзей?

— Тут много случайностей. Каждая из которых малозначима, но все — обильны и создают трудности. По-моему радостно осознавать, что тебе не звонят, потому что звонку противостоит вся жизнь целиком. Не то, чтобы тебя кто-то лично не жалует, а именно что мироздание не хочет. И это немного даже почётно.

Диалог DCCCLXXX

— Занимались лёгким светским мытьём костей. Перемыли целого динозавра из палеонтологического музея. А потом наелись мясом с грузинским вином и, осоловев, оставили кости недомытыми.

— Могу себе представить. Хорошо вам, московским штучкам. Можете друг к другу в гости бегать…

Диалог DCCCLXXXI

— Старшие товарищи мне подсказывают, что финнов никаких не было. Финнов придумали Морозов с Фоменко. А были суоми, и ещё двадцать штук национальностей, включая вепсов имени Лукаса. То есть, может, это всё и не финны. То есть — фальшивые финны.

И тянутся поэтому передо мной глухие окольные тропы.

— А Наина вообще жена Ельцина — из-за этого-то у нас всё наперекосяк.

Диалог DCCCLXXXI

— Я — человек, не очень любящий писателя Искандера, нашёл у него чудесную фразу, которая искупает всё: «Если человек около сорока начинает жаловаться на жизнь, сразу хочется ему сказать: “Потерпите, недолго уж!”»

— У него есть ещё чудесная фраза про сумасшедшего дядюшку, который раздражался при виде чужих отклонений от нормы — это казалось ему профанацией. Не могу найти сейчас цитату.

— Вариантов множество. И совсем даже и не таких. Некоторые рождаются сразу нестареющими сорокалетними. А некоторые проживают несколько жизней, никак не связанных между собой. В любом случае — «современник» понятие загадочное. Впрочем, один медицинский академик говорил — из того, что все остальные мрут, совершенно не следует, что я должен помереть. Индукция здесь, говорил он, бессмысленна.

Был, в общем, прав.

Правда, помер.

Диалог DCCCLXXXIII

— А кто в вашем романе смотрит на цветок, который Карлсон нарочно не убирает с окна?

— Известно кто — князь Андрей Болконский. Неужто вы фильма не видели?

— Неа, не смотрела. А что там — княгиня Лиза под поезд бросается?

— Нет, что вы. Она уехала медсестрой на войну с турками, там простудилась и умерла.

— И этот ещё… Хромоногий… Ну, который с гипсовой ногой. И плащ у него, как у Онегина.

— Да ну его. Он утонул.

— Его могила глубока. Но у него бурка, а не плащ. И картошка в карманах.

— Нет, он вечен. Он просто обходит по дну всю Землю.

— Всё вы перепутали. На дне он временами стоит с ружьём, как грозный часовой, а временами играет на гуслях.

— Нет, на гуслях он играет редко. Только тогда, когда вспоминает свою дочь, что вышла замуж за границу. В Данию.

— Хм. Про Данию — не знаю, признаюсь. Но дочь у него вышла замуж за злодея, и ни богатство, ни слава, ни тучные стада его не спасли. Зато у неё отросли ноги вместо хвоста.