Читаем Диалоги об Атлантиде полностью

Но так как есть опять от природы вторичные соединения[125], то желающий понимать болезни находит и второе для них объяснение. Ведь из упомянутых стихий сложились и мозг, и кость, и плоть, и сухожилия, да и кровь образовалась из них же, хотя иным путем; и если очень многие другие болезни объясняются из причин, сейчас указанных, то самые главные и трудные происходят таким образом. Эти части тела повреждаются тогда, когда образование их идет путем обратным. Ведь плоть и сухожилия образуются по природе из крови, – сухожилия, по сродству, – из волокон (крови), а плоть – из сгущения того, что остается по отделении волокон. От сухожилий и плоти отделяется опять клейкое и тучное вещество, которое прикрепляет плоть к природе костей, равно как питает и растит самую кость, окружающую мозг. Оно же орошает мозг, просачиваясь чрез кости, из которых выделяется и изливается, благодаря их плотности, чистейшим, легчайшим и тучнейшим родом треугольников. Когда всё это происходит так, бывает большею частью здоровье, а когда наоборот, – болезни. Ибо если плоть, подвергаясь разложению, извергает продукты его обратно в жилы, жильная кровь, принимающая столь разнообразную окраску под действием горечи, острот и солей, а вместе с кровью и дыхание дают желчь, сукровицу и всякого рода слизи. Ведь когда всё пошло наоборот и испортилось, тогда прежде всего разрушается самая кровь, и эти соки, уже не доставляющие никакого питания телу, не сдерживаемые более естественным порядком обращения, стремятся по жилам всюду – во вражде и с самими собой, – так как не находят в своей среде взаимного удовлетворения, – и со всем тем, что есть в теле устойчивого, твердого на своем месте, – что́ они портят и разрушают. Подвергаясь разрушению, части плоти наиболее старые, и потому не легко разложимые, принимают, от долговременного жжения, темную окраску; разрешившись же окончательно, своею горечью действуют в теле губительно на всё, что не подпало еще порче. Иногда, если горькое начало бывает несколько разбавлено, черная окраска, вместо горечи, представляет остроту; иногда же горечь, будучи подкрашена кровью, получает цвет красноватый, а с примесью к нему черного, также желчный; с горечью сочетается еще и цвет желтый, когда от огня, действующего при воспалениях, распускается молодая плоть. И общее имя для всех этих явлений есть желчь, – имя, данное им или кем-либо из врачей, или, пожалуй, тем, кто умеет, всматриваясь во многое, хотя бы и не подобное, различать во всём один род, заслуживающий названия[126]. Прочие так называемые виды желчи получают каждый, смотря по цвету, отдельное имя. Из водянистых отделений, сыворотка крови есть вещество мягкого свойства, сыворотка же острой черной желчи, когда, при помощи теплоты, она смешивается с сущностью соли, обнаруживает едкость: такое выделение называется острою мокротою. Ту опять, что, с помощью воздуха, отделяется из молодой и нежной плоти, когда она вспухает и охватится кругом влагою и когда в этом состоянии образуются на ней пузырьки, отдельно, по малости, невидимые, но все вместе представляющие видимую массу и имеющие от образовавшейся пены белый на вид цвет, – всё это выделение нежной плоти, в состоянии смешения с воздухом, называем мы белою мокротою. Далее, сыворотка от вновь образовавшихся мокрот – это пот, слезы и всё прочее, что очищающееся тело изливает из себя ежедневно. И всё это служит орудиями болезней, – когда кровь пополняется не пищею и питьем, как того требует природа, но получает свое содержание путем обратным, вопреки естественным законам. Затем, если от болезней разлагается всякая плоть, но остаются еще ее основания, разрушение действительно только наполовину; потому что допускает еще очень легко восстановление плоти. Но когда болезнь поражает связь костей и плоти[127], когда это выделение плоти и сухожилий не служит более пищею для костей, а для плоти связию между нею и костями, но, черствея от скудного питания, из тучного, гладкого и клейкого вещества становится грубым и соленым; тогда всё такое (вещество), страдающее этой болезнию, стираясь и отделяясь от костей, само идет обратно под плоть и сухожилия, плоть же, отторженная от своих корней, оставляя сухожилия обнаженными и полными соли, в свою очередь, вливается обратно в поток крови и таким образом еще усиливает упомянутые болезни. Как ни тяжки бывают страдания от этих болезней, но еще тяжелее те, что идут перед ними, – когда кость, от плотности плоти, не получая достаточного количества воздуха, под действием воспаляющего ее гниения, перегорает и уже не принимает пищи, – напротив, сама, стираясь, переходит обратно в пищу[128], пища же, в свою очередь, переходит в плоть, а плоть впадает в кровь, что и делает все упомянутые болезни более тяжкими. Но самое крайнее положение – когда, вследствие недостатка или избытка чего-либо, заболевает естество мозга: это производит наиболее сильные, грозящие смертельным исходом, болезни, так как тут течения всего тела совершаются по необходимости обратным порядком.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная классика

Кукушата Мидвича
Кукушата Мидвича

Действие романа происходит в маленькой британской деревушке под названием Мидвич. Это был самый обычный поселок, каких сотни и тысячи, там веками не происходило ровным счетом ничего, но однажды все изменилось. После того, как один осенний день странным образом выпал из жизни Мидвича (все находившиеся в деревне и поблизости от нее этот день просто проспали), все женщины, способные иметь детей, оказались беременными. Появившиеся на свет дети поначалу вроде бы ничем не отличались от обычных, кроме золотых глаз, однако вскоре выяснилось, что они, во-первых, развиваются примерно вдвое быстрее, чем положено, а во-вторых, являются очень сильными телепатами и способны в буквальном смысле управлять действиями других людей. Теперь людям надо было выяснить, кто это такие, каковы их цели и что нужно предпринять в связи со всем этим…© Nog

Джон Уиндем

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное
Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019
Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Что будет, если академический искусствовед в начале 1990‐х годов волей судьбы попадет на фабрику новостей? Собранные в этой книге статьи известного художественного критика и доцента Европейского университета в Санкт-Петербурге Киры Долининой печатались газетой и журналами Издательского дома «Коммерсантъ» с 1993‐го по 2020 год. Казалось бы, рожденные информационными поводами эти тексты должны были исчезать вместе с ними, но по прошествии времени они собрались в своего рода миниучебник по истории искусства, где все великие на месте и о них не только сказано все самое важное, но и простым языком объяснены серьезные искусствоведческие проблемы. Спектр героев обширен – от Рембрандта до Дега, от Мане до Кабакова, от Умберто Эко до Мамышева-Монро, от Ахматовой до Бродского. Все это собралось в некую, следуя определению великого историка Карло Гинзбурга, «микроисторию» искусства, с которой переплелись история музеев, уличное искусство, женщины-художники, всеми забытые маргиналы и, конечно, некрологи.

Кира Владимировна Долинина , Кира Долинина

Искусство и Дизайн / Прочее / Культура и искусство