— Что, милые? Я ничего…
— Медведей держать, вот что! Да ещё в корыстных целях! По закону нельзя отлавливать животных! Учтите — будем это пресекать!
— Так ведь не я, милые… Не я отлавливаю, — запричитала вконец оробевшая бабка. — Мне привозят… Сама покупаю…
— Короче, всё! — прервал её Булёля. — Где медведь?
…Три матроса во главе со старшиной вели подростка-медведя на завод. Установлено, что на Камчатке самое густое в стране медвежье население. Но в городе их всё-таки нет. И Миня сразу привлёк всеобщее внимание. Неистовствовали разномастные взъерошенные псы. Останавливались и глазели вслед зеваки. Шофёры притормаживали машины, тянули шеи из окон кабин. Миня мотал головой, клянчил сухофрукты, которыми ребята предусмотрительно запаслись на камбузе, и прыгал боком на всех четырёх лапах. Он был доволен прогулкой. Наступившие в его жизни перемены пока его устраивали.
На дальнем конце дока плотники сколотили большую, в рост человека, конуру. Она была похожа на ярмарочный ларёк-теремок, из которого торгуют квасом. Над входом в теремок доковский художник сделал полукругом цветную надпись:
Так док стал «минированным». Или «Миня-доком», как прозвали его на заводе.
У военных моряков каждый механизм, каждая верёвочка, именуемая шкертиком или кончиком, имеет своего хозяина, ответственного за это имущество. Таков порядок на флоте.
— Старшина! — вызвал командир Булёлю. — Медведь поступает в ваше заведование. Вы больше всех хлопотали, вы и отвечайте. И чтобы на доке всё было о’кей!
— Есть, трищ-капитан-инжнер-треть-ранга! — вытянулся Булёля. — Всё будет в о’кее! Разрешите идти?
Но хозяином Мини считала себя вся команда. Матросы в свободное время крутились возле ларька-теремка, угощали Миню сахаром и галетами, учили всевозможным штукам. Морякам не терпелось поскорее обучить медведя, команд было множество, Минька путался и вскоре понял одно: надо что-то сделать, за это дают лакомство.
— Миня, смир-рна! Адмирал!
Но Минька начинал прыгать на всех четырёх и мычал, вытягивая губы трубкой.
— Ишь обрадовался начальству! Гляди, получишь нарядик вне очереди! — путаница Миней команд ещё больше веселила матросов.
— Миня! Полундра!
А Миня, вместо того чтобы спрятаться в конуру, медленно валился на бок и замирал на палубе, как при отбое.
— Отставить! — покрикивал на моряков старшина. — Животное портите. Каждый должен выполнять команду только непосредственного начальника. Тут любой запутается, когда столько командиров.
— А кто над ним начальник?
— Как кто?! В чьём он заведовании? Вот буду в отпуске, съезжу на консультацию в Сморгонь. Я слышал, это место когда-то славилось тем, что там умели учить медведей. Сморгонской академией называли. Может, кто остался там из знающих людей. Обучу Миню — выступать будем!
Булёля выпросил у командира разрешение спускать медведя с цепи. Деться ему было некуда: кругом дока была вода, заводская бухта, а у сходни на берег всегда стоял часовой. Минька носился по пустой просторной стапель-палубе, где при работе дока стоят поднятые корабли. Он принимал участие в уборке снега, растаскивал с рабочими сварочные провода и воздушные шланги. Играя с резиновыми проводами, путаясь в их кольцах, Минька посматривал на сварщика: ну как опять запалит свой страшный огонь? Несколько раз поблизости от него начинали варить, он уже знал, что это такое. Медведь чихал от запаха и дыма сварочной дуги, пугался её вспышек и треска и удирал, вскидывая кургузый зад, к своему теремку.
Многоснежная камчатская пурга заносила его жилище по самую крышу. Минька долго не показывался.
—,Не знает, небось, что пурга кончилась! — смеялись матросы.
— Может, заснул? — посматривал на сугроб Булёля. — Чем не берлога?
На доке объявляли аврал.
— Миню не откапывать! — предупреждал старшина. — Пусть поспит. Может, он теперь до весны.
Наверху на топ-палубе появлялся кок, украинец Гнат.
— Зараз будеть ему побудка!
Кок начинал скоблить какую-нибудь кастрюльку. При этих звуках Миня не мог оставаться безучастным. Снег перед конурой дыбился, дышал и наконец взрывался. Под хохот авральной команды появлялся заспанный и всклокоченный, весь в снегу, Минька. Он фыркал, отряхивался и тяжёлыми махами проминал ход в сугробе туда, где обычно сыпались подачки из камбуза.
— Ну погоди, Гнат! — грозил снизу старшина. — Я тебе нынче самому сыграю побудку! Часа в два ночи!
— Добре, старшина! — соглашался кок, — Тильки тоже сготовь менэ що-нибудь вкусненька!
Со временем все привыкли к тому, что на доке живёт медведь.
Рабочие сами просили дать им наряд на ремонт «Мини-дока». В обед они угощали Миню, а он попрошайничал и занимал их своими проделками. А когда потеплело и на стапель-палубе появился стол для домино, медведь крутился возле людей в брезентовых робах, шумно забивавших во время перерыва козла, заглядывал и пытался сгрести со стола кости. Вместе с рабочими он веселился, когда кто-нибудь азартно стучал костяшкой и кричал: «Вста-ать! «P-рыба»! — и однажды так хватил лапой по столешнице, что все доминошки, как стайка птиц, взмыли в воздух…