Дьявол на воде

– Сомневаюсь, – коротко рыкнул я, но не стал больше спорить. Метнув на него злобный взгляд исподлобья, я вошел в дом.

– Ник, мы так тебе рады, – Сьюзен поднялась мне навстречу.

Билл задумчиво стоял у окна и хмуро смотрел на копошащегося в машине Джона. Услышав мои шаги, он тоже обернулся.

– Ты и не представляешь, насколько сильно мы нуждаемся сейчас в твоей поддержке. Шерли совсем одна, – продолжала говорить Сьюзен, бледная и отрешенная. Казалось, все эти жуткие мысли, переживания о дочери ввели ее в состояние безумия.

В замешательстве я не знал, что ответить, и молча позволил увести себя к мягкому дивану, на котором только что расположился Билл.

– Садись, я принесу вам кофе, – с этими словами Сьюзен оставила нас с Биллом наедине.

– Что у вас с Джоном произошло на улице? – сухо спросил он, как только она скрылась за большими стеклянными дверями.

– Да так, – я потрогал челюсть рукой, – все в порядке, не бери в голову.

– На следующей неделе Джоном займутся врачи и, если нужно, положат в больницу. Я уже договорился. Ситуация совсем плоха. Не предполагал, что он настолько сильно болен игровой зависимостью. Сьюзен не знает ни о чем, думает, что это у него ребячество. Я не стал рассказывать про машину и про то, что Мэгги расторгла помолвку из-за кражи материала, но после того, как отправлю его на лечение, придется сказать. Она ведь постоянно говорит о свадьбе. Ей и так сложно с Шерли, не знаю, как подобрать момент и… – Билл тихо сглотнул, огорченно опустив голову. С минуту мы молчали, пока он снова не заговорил: – Шерли часами сидит у себя в комнате, а из дому так вообще не выходит. Когда Майкл жаловался, что не справляется, я не верил, думал, он преувеличивает. Сьюзен мечтала о приезде Шерли, но каждый день видеть дочь страдающей, слышать жалобные стоны, мириться со злобными выпадами и приступами раздражения оказалось намного сложнее, чем мы думали, – он шумно выдохнул, и я услышал его свистящее дыхание. – Мы ужасно страдаем вместе с ней от собственной беспомощности. Ложимся спать, но всю ночь ворочаемся. Я слышу всхлипывания Сьюзен, встаю, включаю свет и пытаюсь ее успокоить, но не нахожу слов. Наши силы истощены, я в отчаянии. Прошу тебя, если не сложно, приходи к нам хоть иногда поговорить с Шерли. Мы родители, и нам сложней подобрать слова, – Билл снова тяжело выдохнул. – Вчера у нее началась истерика, и она наговорила матери такого, что у Сьюзен поднялось давление. Она всю ночь проплакала.

– Конечно, Билл. Я постараюсь сделать все, что в моих силах. Ты можешь на меня рассчитывать. Шерли знает о моем приходе?

– Да, мы ей говорили, что ты собираешься навестить ее, и она была не против. Наоборот, даже немного воспряла духом, кинулась к шкафу и начала перебирать вещи в поисках одежды к ужину.

В комнату вошла Сьюзен с подносом в руках и молча оставила его на маленьком столике, а сама снова удалилась на кухню.

– А где сейчас Шерли? – спросил я, дождавшись ухода Сьюзен.

– Она у себя в комнате.

– Давай до ужина зайду и поговорю с ней наедине?

– Так даже лучше, при нас она может отреагировать иначе.

Мы одновременно поднялись. Билл проводил меня до комнаты дочери, а сам вернулся в холл. Некоторое время я собирался с духом возле закрытых дверей, а затем как можно бодрее вошел в комнату. Вспомнил, что однажды заглядывал сюда, когда искал Сьюзен. Деревянные панели по стенам, придавали комнате особый уют. Мебель такая ненавязчивая, нежно-карамельного цвета. У изголовья кровати висели оригинальные подвесные светильники в виде шаров. Рядом – круглый комод и зеркало в объемной раме. У стены – небольшой письменный стол и над ним полки из такого же дерева.

У окна, в свободных широких джинсах и в белой футболке, замерев на месте, стояла Шерли, будто, притаившись, ждала, когда я войду. Услышав легкое движение за спиной, она медленно обернулась, и я увидел ее безжизненное, бледное лицо с неподвижными мрачными глазами, с пирсингом в носу и с ярко накрашенными губами. Признаться, я с трудом узнал в этой располневшей женщине тоненькую, худощавую Шерли, какой помнил ее несколько лет назад. Она прибавила килограмм пятнадцать, не меньше, но при этом сохранила приличную фигуру, только выглядеть стала как взрослая женщина. Я не знал, с чего начать, что сказать, и поэтому молчал, хотя достаточно было произнести банальное «Привет». Однако эту возможность я упустил. Заметив мое растерянное лицо, она запаниковала:

– Знаю, выгляжу ужасно. Это все гормоны, и ничего уже не поможет, – слова из ее груди вырывались жалостным воплем. – Зачем только накрасилась, ведь ничего не поможет, ничего… – резкими истеричными движениями она начала вытирать губы тыльной стороной руки, и красная помада с каждым разом все больше размазывалась по ее взволнованному лицу.

– Ну что ты! Прекрати, – я кинулся к ней и быстро схватив за руку, прижал к себе. – Не надо. Оставь, тебе очень идет. Прости, я немного растерялся и заставил тебя переживать.