Я выскочил из бунгало, глубоко дыша, сел в кроссовер и помчался домой. Ощущение тревоги вперемешку с непонятным чувством радости переполняло меня, но я никак не мог понять, что же со мной происходит. Взлетев по лестнице вверх, я забежал в лифт и нетерпеливо нажал на кнопку. От сильного волнения мое лицо пылало, дышал я часто, будто бежал на беговой дорожке. Наконец, окрыленный, я впорхнул в квартиру и поспешно вывалил из чемодана кисти, краски, карандаши и небольшой холст, прихваченные из Майами. Второпях я начал делать первые быстрые, точные штрихи, словно боялся, что образ растворится, исчезнет и я не смогу уже воспроизвести его. Спустя четверть часа, все еще крепко удерживая кисть в руке, я завороженно смотрел на холст, расписанный серыми и черными красками, на загадочный гордый силуэт, плывущий по волнам, такой же поджарый, высокий и неустрашимый, как тот, что я видел у окна в бунгало. Да, я мог ошибаться, ведь воспроизвел его по памяти, но это чувство, незнакомое и даже пугающее, будто я стою в начале пути к разгадке какой-то неуловимой тайны, укреплялось во мне.
Или все дело во вдохновении? Еще со школьных лет я начал рисовать, талант был передан мне по отцовской линии от дедушки. Однако картины я писал только тогда, когда чувствовал душевный подъем, искру, озарение, вот тогда я кидался к мольберту и у меня получалось с точностью передать задуманное. Так и в этот раз, в бунгало, что-то подобное овладело мной, и я, встревоженный и обезумевший, умчался домой со всех ног. И теперь, когда главные штрихи были завершены, а вихрь эмоций сошел на нет, я успокоился, остыл и, сделав несколько шагов назад, вдумчиво всмотрелся в свое творение. Несмотря на физическую силу и красоту, в его теле чего-то не хватало.
Шрамов – обезображивающих внешне и так сильно мучающих изнутри. Я добавил еще несколько штрихов и, довольный собой, отошел к окну. Всматриваясь в уже темнеющее небо, я задумался о том, что силуэт на холсте лишь плод моего воображения или безумного вдохновения. Но даже если это так, я уже не мог отказаться от желания докопаться до истины. Ночь я спал плохо и постоянно ворочался. Мне снились океан, волны, плавающие серферы и их разноцветные доски, но вмиг картина менялась, и я видел темный силуэт, одиноко взлетающий на волнах, словно сам дьявол во плоти!
Глава 14
Наступила четвертая неделя моего пребывания в Лос-Анджелесе. Весь понедельник я провел за работой в офисе, возбужденно строя планы и не отвлекаясь ни на что. Размышлял о том, где найти сенсационный материал, который отличался бы своей новизной. Перечитывая статьи и изучая новости, я думал о том, чем же еще можно заинтересовать читателей. Все эти рассказы о звездах, дизайнерах, их богатой жизни и прочее – заезженная и неинтересная тема, которой уже не удивишь никого. Нужно искать и думать дальше. Спустя пару часов, когда моя голова пылала как в огне от разных идей, противоречий и бурных рассуждений с самим собой, позвонил Билл и попросил зайти. Я незамедлительно направился к нему и застал его в кресле, небритого, без галстука, сидящего с грустным видом за столом с телефоном в руке. В кабинете жутко пахло никотином, а в пепельнице среди других окурков тлела сигарета.
– Садись, Ник, хорошо, что ты еще не ушел на обед. – Он бегло взглянул на часы и замолчал, будто пытался собрать в кучу разбегающиеся мысли. После серьезного разговора у меня в кабинете, когда Билл лишил нас с Мэгги премий, я больше не беседовал с ним открыто, лишь редко, и то урывками.
– Сьюзен просила передать тебе приглашение на ужин. Приходи сегодня после работы к нам. Шерли тоже будет рада. Она сидит в четырех стенах и никуда не выходит из дома, – спокойно, почти безэмоционально произнес он. В его голосе я не услышал ни радости, ни душевной боли, а лишь смирение.
– Обязательно приеду! Спасибо за приглашение.
Возвращаясь к себе в кабинет, я задумался о том, что все мысли Билла сейчас занимает дочь. Этим и объяснялось его подавленное настроение. Он готов был сделать все, лишь бы разрядить обстановку в доме, поэтому не стал препятствовать Сьюзен и согласился пригласить меня, несмотря на мой недавний провал и его сильное разочарование.
Сегодня я не видел Мэгги и, сделав глоток освежающего кофе, невольно вспомнил дни, когда, прислушиваясь к легким постукиваниям шпилек, с трепетом ждал ее появления. В те дни я с трудом выдерживал несколько часов и обязательно находил предлог встретиться с ней, обсудить статью, новый выход журнала или просто поделиться последними новостями. Даже если она ничего не говорила, ее присутствие успокаивало. Внезапно на меня навалилась нестерпимая, мучительная тоска по тем дням, по ее горящим глазам и заразительной улыбке. Только сейчас, одиноко сидя в кабинете и вдыхая знакомый аромат кофе, я осознал всю безнадежность своего положения – я любил Мэгги.