– Мы оба оказались многого лишены, – продолжала она. – Но кое-что у нас осталось. То, чего мы можем достичь вместе. Наша месть… – Вместо того, чтобы отшатнуться от его гнева, она подалась вперед, скользнула руками под куртку. – А еще у тебя есть я.
– Франческа! – вымолвил он, хоть тело его и откликнулось на ее призыв. – Не надо!
– Мы близки к цели, Чандлер, я чувствую! – Руки ее легли ему на грудь и сжались в кулаки. – Вместе мы сможем положить этому конец. Неужели мысль о победе тебя не возбуждает? – И она провела ладонями по его ребрам, вызвав стон и дрожь желания.
Сегодня Франческа видела его тело, и это зрелище воспламенило в ней нечто новое, прежде неведомое.
Чандлер вспоминал сейчас, что она не просто видела его нагим – воочию убедилась в том, как он ее желает. Гордо стоящий возбужденный самец, как олень, готовый сражаться за свою самку, сцепиться рогами с самим Кенуэем, и плевать на последствия!
Что чувствует она теперь, когда знает, что ее приближение творит с его телом?
Каждый гребаный раз.
Он схватил ее за руки и оторвал от себя, взял в плен своих ладоней, чтобы не потерять рассудок окончательно.
– Тебе нельзя туда возвращаться!
Она бросила на него насмешливый взгляд и, вырвав руки, убрала их за спину.
– С чего вдруг? Кенуэй уговаривает меня войти в Триаду. Это наш шанс!
Наклонилась, подняла с пола брошенное письмо, дав полюбоваться тем, как зеленый шелк панталон обрисовывает ее ягодицы.
Чандлер еще глотал слюну, когда она обернулась и продолжила:
– Не сочти за обиду, но мне определенно удалось проникнуть в Кровавый Совет глубже, чем тебе. Я имею в виду, ты там немногим более, чем угощение. – И, сверкнув лукавой улыбкой, подняла крышку секретера и убрала письмо.
– Тебе нельзя этим заниматься! – настаивал Чандлер.
– Почему?
– Потому что ты…
Легкая насмешливая улыбка сменилась негодованием.
– Потому что я женщина?
– Франческа, прекрати! Ты понятия не имеешь… – Он беспомощно запустил пальцы в волосы, снова погубив свою прическу. – Понятия не имеешь, насколько безжалостен этот человек. На какие злодеяния способен. Очень вероятно, что это он убил всю твою семью, ты это понимаешь?
Она шагнула к нему, гневно сощурив глаза.
– Думаешь, я об этом забыла? Думаешь, ты единственный, кто всю свою жизнь принес в жертву мести? Мне придется туда вернуться. Вынуждена, понимаешь? Я ненавижу их, Чандлер. Ненависть – все, что у меня осталось, и я не смогу жить, не смогу заниматься ничем другим, пока не покончу с ними и со своей ненавистью. Если не готов это принять – просто уйти с дороги.
Чандлер чувствовал, как в груди поднимается бессильный гнев. Он не может заставить Франческу отказаться от своих планов… а страх за ее жизнь кажется невыносимым. Он потянулся к ней, провел пальцами по щеке.
– И после всего, что видела сегодня, ты не боишься?
Он ощутил, как она сжала челюсти.
– А ты?
– Разумеется, боюсь.
Похоже, такой ответ ее поразил; она недоуменно заморгала – и, к счастью, хоть на миг умолкла.
– Страх – самая примитивная эмоция, – продолжал он. – А вот ненависти, как ты сама знаешь, надо учиться. Ненависть надо пережить. Ощутить, какова она на запах. На вкус. – Он шагнул ближе, сжал ее лицо в ладонях. – Моя ненависть, Франческа, сильнее страха. Она выковала меня, она течет в моих жилах вместо крови. Но тебе это не нужно, поверь. Тебе я не желаю такой участи.
– Речь не о том, чего желаешь ты.
Она сжала запястья Чандлера, словно хотела оттолкнуть его руки, но не оттолкнула. В глазах мелькнула неуверенность, даже страх, и на миг Франческа показалась ему совсем девчонкой – однако не той девчонкой, какой он ее помнил.
– Лорд-канцлер… – Ее дыхание сбилось. – Я думала, он легко отделался, устроив это представление с кинжалом. Думала… – Она тяжело сглотнула. – Ты видел собак? Я не желала ему смерти… по крайней мере, не такой!
Чандлер молча кивнул. Он видел, и его до сих пор тошнило от этого зрелища, несмотря на ненависть к лорду-канцлеру.
– Об этом я и говорю, – подхватил он, чувствуя, что нашел брешь в ее броне. – Франческа, еще не поздно отступить! Я помогу тебе выпутаться. Я могу…
Но в этот миг она рванулась вперед, впилась губами в его губы, вцепилась в его рубашку и торопливо, неловкими от волнения пальцами принялась расстегивать пуговицы.
– Не надо! – Чандлер сам не верил, что пытается ее остановить.
– Хочешь мне помочь? Тогда снимай штаны!
Боже, только об этом он и мечтал! И все же что-то его останавливало.
Страх. Он добился своего. Сделал то, зачем пришел, – напугал ее.
Почему же он чувствует себя полным дерьмом? Быть может, потому что устал от лжи, и чувствует, что настало время для правды. Хотя бы об одном.
– Хочешь знать, что я подумал, когда узнал, что ты жива?
Она подняла на него серьезный взгляд.
– Что я самозванка.
Он покачал головой.
– Я думал – надеялся – что, быть может, ты похоронила прошлое. И меня с ним вместе. Я не знал, настоящая ли ты Франческа. Быть может, и не хотел знать. Но думал так: если ты жива, если счастлива, значит я смогу навещать тебя, когда захочу. В мечтах. Если ты счастлива, может быть, все оно того стоило.