Дьявол в ее постели

Низкий, мучительный стон эхом отразился от камня, осыпал их эфемерными осколками удовольствия и боли. Кто застонал? Этого Франческа не знала.

Да и неважно. Все стало неважно, едва Чандлер начал двигаться.

Перед тем, как вонзиться в нее и притиснуть к стене, он положил руку ей на затылок, защищая от удара о камень.

И снова ее тронула эта неожиданная нежность посреди бурного, яростного совокупления.

Он входил и выходил на всю длину, не щадя ни ее, ни себя. Она обвила ногами его поджарые бедра – и отдавала, отдавала себя без остатка. Всю свою страсть, все потери, все наслаждение, всю боль. Впивала Чандлера, словно живую воду, подавалась навстречу его толчкам.

За его яростью она ощущала нечто иное. Благоговейный трепет, почти невозможность поверить. Чувствовала обнаженную душу – и ощущала, что в эти мгновения в нем пробуждается нечто, казалось, давно утраченное.

Она поцеловала его, надеясь этим вернуть на землю. Заверить, что она здесь. С ним. Что никуда не уходит – и никогда не уйдет.

Со стоном он подхватил ее под бедра и приподнял повыше, так, чтобы его ствол входил в нее под углом, вызывающим вместо вздохов заглушенные стоны.

Его естество вонзалось в нее, как молния, и каждый толчок был словно электрический разряд: каждый поражал обнаженные нервы и срывал покровы с души. Она билась в его объятиях, почти что пыталась ускользнуть от оргазма, грозящего навеки изменить ее жизнь – но он не останавливался, не замедлял темп. Снова и снова вонзался в нее с убийственной точностью пули.

А потом – о боже, потом! – прервав поцелуй, облизнул палец и просунул руку между их тел.

В тот миг, когда его большой палец коснулся ее клитора, мир вокруг нее взорвался и разлетелся на тысячу осколков. Это наслаждение не поддавалось описаниям – оно было превыше слов, превыше мыслей. Почти что превыше чувств.

Видя, что ее наслаждение достигло грани боли, он рассмеялся торжествующим, почти жестоким смехом.

Лишь после этого его движения утратили плавность, стали быстрыми, дергаными, а затем разрешились в конвульсивную дрожь.

Он прикусил ее нежную кожу в месте, где шея соединяется с плечом, и наслаждение, прежде сосредоточенное в ее естестве, выплеснулось и волнами растеклось по всему телу.

На какой-то безумный миг они словно слились воедино. Франческа перестала понимать, чье тело кому принадлежит: каждое его содрогание, каждое биение сердца ощущала так же ясно, как свое.

Наконец без сил рухнула ему на грудь, чувствуя, как постепенно, шаг за шагом, к ней возвращается мир. Холод камня за спиной, жар его ствола – все еще внутри нее. Колючая щетина у щеки.

Мышцы расслаблялись одна за другой. Рассеялся страх, сменившись чувством мира и покоя. Правильности всего происшедшего. И благодарности.

Она пробежала пальцами по мягким волоскам у него на шее, с наслаждением ощущая последние отзвуки испытанного наслаждения.

Но уже через несколько мгновений покоя поняла, что его переживания ничуть не схожи с ее собственными. Он оставался напряжен, как струна. Тело сотрясала дрожь. Пальцы больно впивались в ее бедра.

Смущенная и встревоженная, она провела ладонями по его спине, надеясь расслабить напряженные мускулы под одеждой.

– Чандлер? – Во тьме и тишине пещеры этот шепот прозвучал, как гром. – Что такое? Ты…

В следующий миг он резко отстранился. Почти грубо поставил ее на землю, сразу отвернулся и начал приводить себя в порядок и застегивать брюки.

У Франчески такой возможности не было; она стояла, обнаженная, глядя на него широко раскрытыми, растерянными глазами.

Наклонившись, он поднял с пола ее одеяние и бросил ей. Лицо его было искажено эмоциями, которых Франческа, как ни старалась, не могла распознать.

Она прижала алую мантию к груди. Чандлер запустил руку в волосы, потянул, словно стараясь прийти в себя; на лице его по-прежнему отражалась мука.

На миг Франческе подумалось: без одежды здесь она, но обнажен перед ней он. Никогда еще она не видела его таким открытым. Таким уязвимым.

– Чандлер! – позвала она, все еще тяжело дыша.

– Он больше к тебе не прикоснется! Понимаешь меня? – Взмах руки, голос, прорезавший темноту, как нож. – Эта тварь больше близко к тебе не подойдет! Никогда! Никогда больше! Слышишь меня, Франческа?

Глаза его снова были черны от ярости и… казались странно и пугающе знакомыми.

Франческа, взбудораженная и телесно, и душевно, изо всех сил боролась с собственным гневом. «Только не сейчас, – думала она. – Не время. Я еще никогда его не видела таким!»

В такой убийственной ярости.

– Не смей мне приказывать, – промолвила она наконец, с гордостью отметив, что голос звучит более или менее ровно. – И даю тебе шанс объяснить наконец, что все это значит, прежде чем пошлю тебя ко всем чертям в преисподнюю!

Чандлер не плакал, но звук, который издал он в ответ, до дрожи походил на рыдание.

– Проклятье, да ведь я уже там! – Он поднес кулак ко рту, прикусил костяшку и отошел на несколько шагов, словно боялся к ней прикоснуться. – В преисподней родился, оттуда вышел. И, как ни стараюсь убежать – ад нагоняет меня, снова и снова!

Она шагнула к нему.

– Чандлер…

Он покачал головой.