Дьявол всегда здесь

Хотя Эрвин никогда не доставлял серьезных неприятностей, Эмма отчетливо видела в нем Уилларда, особенно когда дело доходило до драки. К четырнадцати годам его несколько раз выгоняли из школы за то, что он распускал кулаки. Выбери время, вспоминал он уроки отца и выучил эти уроки крепко: подлавливал очередного врага одиноким и беззащитным в туалете, или на лестнице, или под трибунами в спортзале. Впрочем, по большей части в Коул-Крике знали, что паренек он отходчивый, и, к его чести, большинство драк, в которые он влезал, начинались из-за Леноры: защищал ее от хулиганов, издевающихся над ее набожностью, острым личиком и этим чертовым чепцом, который она носила не снимая. Ленора, хоть и была всего на пару месяцев младше Эрвина, уже выглядела иссушенной – бледная зимняя картофелина, сверх меры пролежавшая на грядке. Он любил ее, как родную сестру, но иногда было стыдно входить утром в школу и знать, что она робко следует по пятам. «Чирлидерши из нее не выйдет, это точно», – говорил он дяде Ирскеллу. Эрвин чертовски жалел, что бабушка показала ей черно-белую фотографию, где Хелен стоит под яблоней за церковью в длинном бесформенном платье и чепце в рюшах. Спросить его – так Ленора бы обошлась и без новых подсказок, как сделаться еще больше похожей на тень своей несчастной матери.

Когда бы Эмма ни спрашивала его о драках, Эрвин всегда вспоминал отца и давний сырой осенний день, когда он защищал честь Шарлотты на стоянке перед «Загоном». Хотя это и был лучший день, проведенный с Уиллардом, Эрвин никому о нем не рассказывал – хотя, если на то пошло, о скверных днях, которые последовали вскоре, тоже не распространялся. Так что просто отвечал, слыша в уме слабые отзвуки отцовского голоса:

– Бабушка, в мире полно сукиных детей.

– Боже мой, Эрвин, почему ты так говоришь?

– Да потому, что это правда.

– Ну, может, тогда стоит за них помолиться, – предложила она. – От этого же вреда не будет? – В такие времена она жалела, что просила преподобного Сайкса предоставить мальчику возможность обрести путь к Богу на собственных условиях. Насколько она видела, Эрвин всегда был на грани того, чтобы свернуть в противоположном направлении.

Он закатил глаза; она так на все отвечала.

– Может, и не будет, – сказал он, – но Ленора уже за нас обоих намолилась, и что-то не вижу, чтобы это шло ей на пользу.

18

Они работали в одном шатре в конце ярмарки с Женщиной-Фламинго – сухощавой теткой с самым длинным носом, что Рой видел у человека.

– Она же не по-настоящему птица? – спросил его Теодор, когда они увидели ее впервые, и его обычно дерзкий голос, казалось, робко дрогнул. Его напугала странная внешность. Они уже работали с уродами, но ничего подобного еще не встречали.

– Нет, – заверил Рой. – Это только ради шоу.

– Так и думал, – сказал калека с облегчением от того, что она не настоящая. Поднял взгляд и заметил, что Рой глазеет на ее задницу, пока она идет к себе в трейлер. – Трудно сказать, какие у такой могут быть болезни, – добавил он, а его наглость быстро вернулась после того, как женщина отошла подальше. – Такие бабы – они и псину, и осла, и что угодно трах-нут за пару баксов.

Свои растрепанные густые волосы Женщина-Фламинго красила в розовый, а одевалась в бикини из ткани телесного цвета с наклеенными голубиными перьями. Она торчала на одной ноге в маленьком резиновом бассейне с грязной водой и чистила перья острым клювом – в этом, главным образом, и заключались все ее выступления. Стоящий на столике за ней граммофон наигрывал медленную и заунывную скрипичную мелодию, которая иногда доводила Женщину-Фламинго до слез, если она перебирала с лекарствами от нервов. Как и боялся Теодор, через пару месяцев Рой за ней приударил – хотя Теодор не смог застать их за срамными делами, пусть и старался. «Вот однажды высидит эта страшила яйцо, – бранил он Роя, – и ставлю доллар против пончика, что гребаный цыпленок будет точь-в-точь как ты». Иногда он переживал, иногда нет. Все зависело от того, как на тот момент он сам ладил с клоуном Блинчиком. Блинчик пришел к Теодору, чтобы выучить пару аккордов на гитаре, но потом сам стал учить калеку играть на кожаной флейте. Однажды Рой совершил ошибку и заметил кузену, что в глазах Божьих они с клоуном совершают мерзость. Теодор отложил гитару на усыпанный опилками пол и сплюнул в бумажный стаканчик какой-то бурый сок. Недавно он взял в привычку жевать табак. От этого у него болел живот, но Блинчику нравился запах изо рта.

– Черт, Рой, чья бы корова мычала, сбрендивший ты ублюдок, – огрызнулся Теодор.

– Какого хрена это значит? Я же не пидор.

– Может, и нет, зато ты точно убил свою старушку отверткой, было ведь такое? Что, забыть уже успел?

– Я не забыл, – сказал Рой.

– Ну и как ты считаешь, неужели Господь думает обо мне хуже, чем о тебе?