Воскресным утром Карл испек для Сэнди блинчики – ее любимое блюдо. Прошлой ночью она пришла домой пьяная, как всегда – в унылом настроении. Стоило ей опять вспомнить про свои никчемные чувства, он ничего не мог сказать или поделать, все об стенку горох. Ей просто надо было разобраться в себе. Пару ночей поквасит, поноет – а там и в себя придет. Карл знал Сэнди лучше, чем она сама себя. Завтра вечером – или, может, послезавтра, – после закрытия бара она трахнется с посетителем – каким-нибудь селюком, стриженным по-армейски под ежик, у которого дома жена да три-четыре сопляка. Тот наговорит Сэнди, как жалеет, что не встретил ее раньше, до свадьбы со своей старой свиноматкой, что она – главная красотка на деревне, и все будет отлично, пока она опять не захандрит.
Рядом с ее тарелкой он положил пистолет двадцать второго калибра. Его Карл купил несколько дней назад за десять долларов у пожилого мужика, которого встретил в «Белой корове». Со стволом под рукой бедный сукин сын боялся застрелиться. Прошлой осенью у него скончалась жена. Он паршиво с ней обходился, признался старик, даже когда она лежала при смерти; теперь же ему стало так одиноко, что аж невмоготу. Он рассказал все это Карлу и малолетней официантке, а в широкие окна забегаловки звенел льдистый снег, ветер на улице раскачивал металлический знак. На старике было длиннополое пальто, от которого пахло древесным дымом и мазью от простуды «Викс Вапораб», и синяя вязаная шапка, усеянная катышками и натянутая по самые уши. Пока он исповедовался, Карлу пришло в голову: а ведь, когда они отправятся на охоту, Сэнди не помешает собственная пушка – просто на всякий пожарный, если что-то пойдет не по плану. Карл удивился, как он раньше не допер. Всегда был настороже, но и на старуху бывает проруха. Теперь Карл радовался, что купил оружие, – чувствовал, что становится мудрее.
Чтобы убить из двадцать второго, надо стрелять в глаз или даже совать ствол прямо в ухо, но это все же лучше, чем ничего. Он однажды так делал – сунул пистолет в ухо одному студенту, какому-то кудрявому мудаку из университета Пердью, тот все хмыкал, когда Сэнди рассказывала, что мечтала поступить в колледж учиться на стилиста, но потом застряла за стойкой, все пошло своим чередом, а стало быть так и надо… После того как они связали парня, Карл нашел в кармане его куртки книжку – «Стихотворения Джона Китса». Спросил гондона по-хорошему, какой у него любимый стишок, но к этому времени хлыщ уже обосрался и слушал невнимательно. Карл открыл книгу на каком-то стихе и начал читать, мальчишка рыдал, и голос Карла становился все громче и громче, чтобы заглушить его мольбы, пока не дошел до последней строчки – что там было, уже и не упомнишь, какая-то херня про любовь и славу, хотя, надо признаться, тогда у Карла от нее аж волосы на руках встали дыбом. Потом он спустил курок, и с другой стороны из головы студентика вылетел комок влажных серых мозгов. Когда тот завалился, глазницы у него наполнились кровью, как два маленьких огненных озерца, так что снимок получился просто шикарный; но то был тридцать восьмой, а не какой-то пугач двадцать второго калибра. Карл был уверен, что если показать тому вонючему хрычу снимок с парнишкой, так сраный нытик вмиг передумает кончать с собой – по крайней мере, стреляться из пистолета. Официантке показалось, что Карл ловко выманил у старика оружие, пока тот не наделал себе вреда. Той ночью он мог бы поиметь ее на заднем сиденье универсала, если бы захотел, так она расписывала, какой он замечательный. Еще несколько лет назад этой мелкой сучке от него было бы не уйти, но теперь такие вещи уже лишились для Карла притягательности.
– Что это? – спросила Сэнди, когда увидела у тарелки пистолет.
– Просто на случай, если что-то пойдет не так.
Она покачала головой, отодвинула оружие на его сторону стола.
– Это твоя работа – следить, чтобы ничего не случилось.
– Да я так, к слову…
– Слушай, если у тебя уже нервишки шалят, так и скажи. Господи боже, хотя бы дай знать раньше, чем нас обоих под монастырь подведешь, – сказала Сэнди.
– Я ведь уже говорил, мне не нравится такой тон, – ответил он. Посмотрел на стопку стынущих блинчиков. Она к ним даже не притронулась. – И жри давай лепешки эти херовы, поняла?
– Пошел ты, – сказала она. – Буду есть, что хочу. – Она встала, и он смотрел, как она забрала кофе в гостиную, слушал, как включился телевизор. Поднял двадцать второй калибр и прицелился в стену между кухней и диваном, на котором она наверняка усадила свою тощую жопу. Постоял так пару минут, прикидывая, сможет ли выстрелить, потом убрал оружие в ящик. Весь остаток холодного утра они молча смотрели киномарафон Тарзана по десятому каналу, а потом Карл пошел в магазин «Биг Бер» и купил галлон ванильного мороженого и яблочный пирог. Ей всегда нравились сладости. Если придется, он их ей в глотку затолкает, думал Карл, расплачиваясь на кассе.