— Вы сделали это, — торжествующе сказала Вера. 'Ты сделал это. Немецкие железные дороги отправят нам опиума на 20 миллионов долларов в этом вагоне, Раки, я хочу заняться с тобой любовью. Теперь иди сюда.
Она поспешно сняла свитер. Ее сочные груди свисали вперед, когда она наклонилась, чтобы вылезти из трусиков. Прежде чем я успел начать, она уже работала над моим поясом.
Я не знаю, был ли это обещанный успех, или деньги, или сила, которую могла дать система, но Вера торопилась и была удивительно взволнована. Через секунду от прикосновения ее пальцев и горячего рта я тоже.
Это не входило в генеральный план AX. Это был странный эротический бонус, принуждение, которому я поддался. Я трахал Веру на полу вагона с такой силой, что он чуть не раскачивался на колесах.
Глава 10
"Именно это вино?" — спросил сомелье.
Я кивнул. Красное вино полилось в хрустальные бокалы. Вокруг нас сидели состоятельные гости Schabbelhaus, самого эксклюзивного ресторана Любека. С типичным для любеккеров упрямством они позволяли себе лишь украдкой посматривать в сторону Веры. Она выглядела так, будто родилась, чтобы носить только вечерние платья с глубоким вырезом. Ее светлые волосы были высоко подняты и украшены единственным изумрудом. В ее жизнерадостной улыбке не было ни капли благоговения, которое большинство американцев испытывают в европейских ресторанах, особенно в таких местах, как Шаббельхаус с его роскошью шестнадцатого века. Мы стукнулись бокалами во взаимном тосте.
«Здорово, Раки. И поздравления.
— То же самое и тебе.
— Я сказал, что нам будет хорошо вместе. Она потягивала вино, пока мы ели артишоки в беарнском соусе.
Наш официант появился с серебряным террином и зачерпнул veau a 1'ancienne, сваренного в вине. Случайная капля соуса попала на край тарелки Веры, и он вытер ее салфеткой, которую специально для этого носил. Ротспон, на самом деле французское вино, веками импортируемое Любекерами, было немного тяжеловатым для телятины, и я заказал белый траминер, пряный и ароматный.
— Что-то мне подсказывает, что вы уже раз или два заказывали здесь вино, — прокомментировала Вера, когда сомелье скрылся в подвале.
— Нет, надо просто знать, чего ты хочешь.
— Кажется, ты всегда это знаешь. Ты как армия из одного человека. Де Сантис не имеет к тебе никакого отношения. Я должна была понять это, когда мы уезжали.
«Ну, Вера. Теперь ты это знаешь.
— Но я до сих пор ничего о вас не знаю. Вы имели богатых или бедных родителей? Вы были контрабандистом или наемником, или и тем, и другим? Мы путешествовали по Турции, Греции, Португалии, Испании, Франции и теперь Германии. Почему ты говоришь на всех языках? Если я расскажу им о вас, они скажут, что вы слишком хороши, чтобы это было правдой».
'Это плохо?'
«Необычно, Раки».
«Скажем так, я необычный». Я предпочел проигнорировать остальные ее вопросы.
Траминер принесли с новыми одобрениями. К этому времени Вера держала меня за руку с предвестником совсем другого угощения, если мы собирались вернуться в наш отель.
Однако на обратном пути в отель мы остановились у Петрикирхе и поднялись на башню собора, откуда открывается панорамный вид на город. Был поздний вечер, и прохладный океанский бриз обдувал высокий шпиль. — Ты, наконец, скажешь мне, зачем мы приехали в этот город? Вера спросила меня, когда заплатили проводнику, и мы поднялись по лестнице башни.
'Оглянись.'
Любек — самый средневековый из всех крупных немецких городов. Петрикирхе датируется тринадцатым веком. Самая известная точка города — Хольстентор, темные массивные ворота с двумя копьевидными шпилями в центре городской площади. Holstentor настолько известен, что украшает немецкую банкноту в 50 марок. В городе полно узких улочек и высоких элегантных домов, которым тоже сотни лет. Когда-то могущественная столица немецкого Ганзейского союза, Любек сохранил твердую независимость. Любек никогда не проигрывал в осадах. Гитлер, сам на пике своего фюрерского звания, предпочитал не ставить под угрозу свою популярность посещением города. Характерно, что Вилли Брандт приехал из Любека и оттуда перебрался в Норвегию, чтобы воевать против Гитлера. Не менее характерно, что Любекеры продолжают называть Брандта его именем до сопротивления, Гербертом Фрамом.
«Я вижу много примеров средневековой архитектуры, — сказала Вера. — Что еще мне нужно увидеть?
Я указал на север над городом. На горизонте виднелась зеленая полоса воды.
— Это Балтийское море. Любеккский залив Балтийского моря. Корабли из этого залива идут в Киль и далее по Северо-Балтийскому каналу через полуостров в Северное море и Атлантический океан. А потом в Нью-Йорк. А знаете ли вы что-нибудь о любекцах?
'Ничего такого.'
«Однажды во время осады у людей кончилась мука. Но вместо того, чтобы сдаться, люди перемалывали миндаль и пекли из миндального порошка хлеб. Миндальный хлеб называют марципаном, и сегодня Любек является мировой столицей марципана. У них также было немного марципана в ресторане. Вот.'