Глубок вдохнув, я попыталась придумать наилучший способ решить эту ситуацию. Ток, разумеется, сейчас не был моим любимчиком, но он все еще был Рипером, и это было наше личное дело. Я не могла дать Хантеру ничего, что он мог бы использовать против клуба. С другой стороны, мне нужно было держать его на своей стороне, потому что я не хотела лежать трупом в какой-то канаве.
— Это был несчастный случай, — медленно проговорила я, что было отчасти правдой. Я была практически уверена, что у Тока и в мыслях не было ранить именно меня, когда он доставал свой нож. — Мы просто тусовались на вечеринке в прошлый выходной...
— Тусовались? — спросил он, и глаза Хантера стали еще холоднее, что в принципе было невозможно, но ему это как-то удавалось. — Что за история у тебя с Током?
— Ничего. Черт, ничего, понятно? Хотя, я понять не могу, тебе-то какое дело?
— Ты и представить не можешь, до чего мне есть дело.
— Да мне вообще пофиг, — пробормотала я. — Ты хочешь услышать подробности или нет?
— Рассказывай гребаные подробности.
— Мы были на вечеринке, — продолжила я. — Поздно еще не было, да и там было все прилично, хотя двигалось все в направлении хаоса. Я пошла искать отца, чтобы пожелать спокойной ночи, мы с Софи собирались уехать. Я прошла мимо группы парней, и вдруг кто-то упал мне под ноги, а его нож полоснул меня по ребрам. Вот и вся история.
Хантер опустил руки с обеих сторон от меня, его пальцы легко пробежались по корсету, выискивая рану. Я сжала зубы, когда он ее нашел, отказываясь признавать укол боли. Но меня, видимо, что-то выдало, потому что он зарычал.
Зарычал.
Как взбешенный волк. Нет, как плаксивая собака, решила для себя я. Одна из тех маленьких тявкалок. Волки надирают задницы, а Хантер — нет. Он был всего лишь большим лживым засранцем.
Тогда его руки переместились к передней части корсета и начали расстегивать крючки. Это было неправильно. Я схватила его запястья, пытаясь оттолкнуть его, но он полностью меня проигнорировал. Правда. Он настолько был сильнее меня, что я даже не была уверена, что он вообще заметил мое сопротивление.
— Что, бл*дь, ты делаешь?
— Мне нужно посмотреть, — сказал он. — А тебе нужно было раньше сказать об этом. Я мог сделать тебе больно в баре. Почему, мать твою, ты мне не сказала, когда это случилось?
У меня челюсть отвисла.
— Это не твое дело, — выпалила я. — Все, что меня касается. И даже не пытайся сказать, что тебя волнует, больно мне или нет.
Грудь тут же вывалилась, когда корсет был открыт. Я попыталась прикрыться, ненавидя неожиданное и ужасающее чувство уязвимости.
— Ты — мое дело, — жестко отрезал он. Он не стал медлить и жадно меня оглядывать. Нет, его прикосновения были совершенно безличными — почти как на приеме врача — когда он прощупал место вокруг пореза, скрытого белой повязкой, которую я наложила раньше.
— Не очень большой, — сказал он и выглядел при этом весьма озадаченным.
— Да что ты? Я, кажется, говорила, что это пустяки. Три дюйма в длину и где-то пол дюйма в глубину.
— Они отвезли тебя в больницу?
— Они позаботились обо мне, — рявкнула я. — Они всегда обо мне заботятся. Вот поэтому, если хочешь жить, ты должен меня отпустить и убираться к чертям из города.
Он засмеялся, звуча почти как старый Лиам, а потом обратил внимание на мою грудь. Я прикрыла ее руками, но он поймал мои запястья и закинул руку высоко мне за голову. Я боролась, но все было без толку. С его силой невозможно было справиться, и, может он и не был весь покрыт мышцами, его поджатое тело было будто из стали.
— Черт, ты такая красивая, — проговорил он низким жестким голосом. Я даже толком не могла понять, сказал он это мне или самому себе. Но его слова ударили мне прямо между ног, и я ощутила себя идиоткой, потому что, даже узнав, что он все это время играл со мной, этого все равно было недостаточно, чтобы убить во мне желание. Он опустил свое тело на мое, одним коленом сильно раздвинул мои ноги. Я вся напряглась, отказываясь подчиняться, и мне показалось, что я даже нашла бы в себе силы оттолкнуть его, если бы он начал, к примеру, трогать мою грудь.
Вместо этого он опустил голову и прошелся носом по длине моей ключицы вверх, щекоча шею. Это было такое легкое прикосновения, такое слабое, что я даже решила, что, если бы я не видела Лиама так отчетливо, подумала бы, что мне все показалось. Он глубоко вдохнул, а выдохнул у моего уха.
— А еще думал, что раньше все было запутанно, — прошептал он. — Эм, знаю, ты этому не поверишь, но я всего этого не планировал. Я никогда не хотел навредить тебе.
— Тогда не вреди. Отпусти меня, пока все не стало еще хуже.
Он медленно покачал головой, и его губы от этого потерлись о мою щеку.
— Не могу, малышка, — ответил он, и, если бы я не знала, что он бездушный ублюдок, я бы решила, что в его голосе просквозило сожаления. — На кону жизнь моего брата.
У меня перехватило дыхание, и на какое-то мгновение я решила, что заплачу. Мне не хотелось умирать. И не хотелось, чтобы кто-то из моей семьи умер.