Дьявольский ген

Надо констатировать тот факт, что развитие технологии постоянно бросает вызов этике, и что этика не одна, а нам необходимо смириться с сосуществованием различных идеологических направлений. К этому наблюдению подводят анализ Раца и его оценка стремления к генетической профилактике в разных культурах, будь они мусульманскими, еврейскими или христианскими, или в системах, где исторически понятие генетической профилактики обрело противоположные семантические значения. Он анализирует факторы, не позволяющие генетической профилактике превалировать в США или в Германии, но при этом делающие ее приемлемой в мусульманских странах или в еврейских сообществах. В Германии очевидно наследие нацистской евгеники, из-за чего становится недопустимой идея заинтересованности государства в проведении политики публичной геномики. В США сформировано абсолютно либеральное и слишком раздробленное видение, вытекающее из системы здравоохранения, где социальный интерес принудительно ограничен страховой системой, а также, как уже говорилось ранее, памятью о провале профилактики серповидноклеточной анемии. В других странах, таких, как Израиль, Англия или многие исламские государства, социализация медицины и коллективный интерес к здоровью будущих поколений были приняты и внедрены в систему здравоохранения. Система генетической профилактики вписывается в видение роли государства, даже если это видение сильно эволюционировало в либеральном направлении и совпадает с самыми разными религиозными культурами, например, протестантской или католической этикой, либо точкой зрения на продолжение рода в религиях, которые до сих пор ограниченно присутствовали в западных странах.

Биосоциальность Пола Рабинова

Поляризация, которую мы рассмотрели, конечно, представлена весьма схематично. Но нашей целью не является радикальное противопоставление. Именно благодаря проблематике, которую она обнаруживает, новая генетика стала предметом изучения философов, которые, возможно, чтобы лучше объяснить свои точки зрения, без колебаний довели их до крайности, главным образом, предсказывая будущие сценарии, которые на самом деле кажутся очень мало реалистичными или, как минимум, далекими от нашей сегодняшней действительности. Если мы обратимся к позиции философа-аналитика Джона Харриса^{95}, то, когда он говорит о «новой фазе […], в которой дарвиновская эволюция, путем естественного отбора, будет заменена добровольным процессом отбора, который, вместо ожидания миллионов лет, в течение которых происходила дарвиновская эволюция, даст видимые и ощутимые результаты почти мгновенно», мы понимаем, что его парадокс состоит не столько в утверждении свободы (этической) индивида выбирать, как передавать собственное наследие, сколько в постановке менее насущных вопросов. Речь идет о точках зрения, подразумевающих не только анализ. Мы пока не в состоянии селекционировать расу суперлюдей, возможно, у нас никогда не будет такой возможности. С другой стороны, я не нахожу актуальной озабоченность философа Юргена Хабермаса, который, доводя до крайности свои примеры, пытается создать собственную этику генетики^{96}. Наоборот, пришло время создать этику настоящего, возможно, не универсальную, модифицируемую, но способную принять вызов, который сегодня бросает технология. Поэтому я считаю намного более конкретными исследования многочисленных социологов в сфере здравоохранения, которые рассматривали тему возможного устранения генетических заболеваний, стараясь понять, как устроены новые генетические ориентации, каковы индивидуальные или коллективные мотивы, влияющие на решение о прохождении генетического теста, каковы интересы, поддерживающие скрининг населения или препятствующие ему, и как формируются социальные субъекты, классифицируемые как носители.