Гитлер же был настроен куда менее оптимистично. Его все больше раздражал альянс с СССР: время шло, и он явно склонялся к мысли, что связь с Москвой исчерпала себя и пора наконец разделаться с большевиками. Что еще важнее, у него возникало ощущение, что британцы так стойко сопротивляются неспроста – их каким-то образом подбадривает Сталин. Как отмечал в своем дневнике начальник генштаба сухопутных войск вермахта Франц Гальдер, летом того года Гитлера неотступно преследовал вопрос: почему Британия так упорно отказывается от заключения мира, несмотря на явное неравенство сил? Сам Гитлер разгадывал эту загадку так: Черчилль упорствует, потому что «надеется на некие действия со стороны России»733
. Поверив в собственную гипотезу, он, естественно, начал придавать первостепенное значение следующему важному вопросу: «как быть» с Советским Союзом? Так, 22 июля генерал Гальдер записал, что Гитлер заявил: «Русский вопрос должен быть решен» и «Нам нужно задуматься об этом». Эту же тему Гитлер вновь затронет 31 июля, выступая перед военачальниками в Бергхофе, и вкратце изложит собравшимся членам командования свои взгляды на основные операции, которые должны привести к «уничтожению могущества России»734.Традиционно именно это выступление принимается за момент, когда Гитлер принял бесповоротное решение напасть на Советский Союз. Однако этот ориентир весьма условный. В конце концов, как подтвердит любой политик, приказ о разработке операции – отнюдь не то же самое, что неотменимое решение. К тому же, как известно, Гитлер умел ловко приспосабливаться к обстоятельствам и возвысился именно благодаря тому, что реагировал на события, а не вырабатывал заблаговременно какую-то четкую политику, чтобы затем последовательно и упорно за нее цепляться. Кроме того, как отмечал генерал Вальтер Варлимонт, план, за который военные засели после этой встречи с фюрером, поначалу разрабатывался довольно вяло и беспорядочно, так что в итоге не родилось «никакого тщательно продуманного замысла, который послужил бы основой для дальнейших действий»735
.Поэтому разумнее считать июльский приказ Гитлера о подготовке нападения на Советский Союз просто частью многоканальной политики, в рамках которой военная операция выступала запасным вариантом вместо дипломатического подхода, еще не до конца отвергнутого. Конечно, в момент июльской конференции в Бергхофе до саммита с Молотовым оставалось еще больше трех месяцев. И хотя берлинский саммит был созван прежде всего усилиями «восточников»-русофилов из министерства иностранных дел Германии, которые прослышали об усилении воинственного настроя у Гитлера по отношению к Москве и сочли нужным вызвать Молотова в Берлин для снятия напряжения, не следует воображать, что на этих переговорах Гитлер был от начала до конца лицемерен.
Очевидно, что Гитлер все еще продолжал взвешивать разные варианты. За две недели до приезда Молотова он послал письмо, адресованное лично Сталину, надеясь заручиться его помощью в войне против британцев и с этой целью рисуя ему радужную картину будущего совместного дележа имперских территорий. «Если этот план сработает, – записал Гальдер в своем дневнике, – мы могли бы все разом навалиться на Британию»736
. «Восточники» из посольства Германии в Москве предлагали свой вариант, о котором следовало поставить в известность верхушку министерства иностранных дел. Как отмечал высокопоставленный чиновник Эрнст фон Вайцзеккер, к идее военного нападения на СССР (хоть она и не была еще утверждена), во всяком случае в ведомстве на Вильгельмштрассе, отнеслись без особого восторга. В конце концов, имелись и другие способы добиться подчинения от Москвы, не в последнюю очередь – политика сдерживания СССР, которая привела бы к его медленному разрушению:Утверждают, будто без уничтожения России невозможно установить порядок в Европе. Но почему бы просто не дать ей свариться в ее собственном большевистском соку? Пока этой страной управляют бюрократы нынешнего типа, ее стоит бояться гораздо меньше, чем при царях737
.Пока Молотова возили туда-сюда по Берлину в тот дождливый вторник, Гитлер отдавал военным указания рассмотреть все мыслимые стратегические возможности. Показательно, что он написал в коротком параграфе «Россия»: «Политические дискуссии с целью выяснить намерения России на ближайшее время уже начались, но, независимо от исхода этих разговоров, все приготовления к планам похода на Восток, относительно которых уже отдавались устные приказы, будут продолжены»738
. Таким образом, разработка планов военной кампании шла своим чередом, а значит, берлинские переговоры являлись частью многоканальных германских усилий нейтрализовать Советский Союз любым способом и сделать Германию бесспорной владычицей всей Европы.