Немецкие солдаты, накормленные украинским зерном, обутые в сапоги на каучуке, который привезли по Транссибирской железной дороге, ехали на топливе из кавказской нефти и стреляли в своих бывших союзников из оружия, на которое пошла сталь с добавлением донецкого марганца[19]
. Красная армия наносила ответные удары из артиллерийских установок и с самолетов, сконструированных по немецким инструкциям и произведенных при помощи машин из Рурской долины на заводах, где жгли уголь из Саара910.Некоторые даже сетовали на то, что германо-советское сотрудничество было слишком ограниченным. Генерал-полковник Красного воздушного флота, авиаконструктор Александр Яковлев позже с сожалением вспоминал, что во время одного из визитов в Германию в 1939 году советской закупочной комиссии, куда он входил, предложили купить пикирующий бомбардировщик «Юнкерс» – модель Ju-87 Stuka, но «горе-тактики» отказались. ««Зачем зря тратить деньги? Устаревший, тихоходный» – вот были их аргументы». Они не были так уж неправы, ведь в ходе «Битвы за Британию», состоявшейся летом 1940 года, все «Штуки» были сильно покалечены британскими самолетами, однако оказалось, что эти бомбардировщики все же крайне эффективны, когда имеют превосходство в воздухе – как и случилось на Восточном фронте в 1941 году. Яковлев тоже с горечью отметил это: «А в первые же дни войны эти «устаревшие, тихоходные» машины принесли нам неисчислимые бедствия»911
.Видным примером взаимной связи между советской и германской военными машинами в то ужасное лето стала судьба бывшего «Лютцова», переименованного в «Петропавловск». Этот так и не достроенный немецкий линкор, простоявший больше года на ленинградской судоверфи, конечно же, включили в состав флота и привлекли к битве за второй по величине и важности город Советского Союза. Он еще не был годен к морской службе, и все же на линкор успели установить четыре из восьми 203-миллиметровых главных орудий, а значит, его можно было использовать как плавучую батарею, когда в конце августа вермахт стал приближаться к Ленинграду. И вот 7 сентября «Петропавловск», построенный немецкими рабочими в Бремене, начал бомбардировать подступающие немецкие войска. Он обрушил на них около семисот снарядов, тоже немецкого производства, весившие по 122 килограмма каждый. А спустя десять дней немецкая артиллерия, в свой черед, подошла на расстояние, с которого могла стрелять сама, и выпустила по крейсеру пятьдесят три снаряда. Корабль начал тонуть, после чего его завели носом вперед на мель в порт, где грузили уголь912
. Это был подобающий конец[20] для судна, ставшего символом сложно закрученных отношений Германии и СССР после заключения пакта.В то лето немцы с таким успехом побеждали советских солдат, что можно было даже подумать, будто подтверждается предсказание Гитлера: «Нужно только пнуть дверь – и все гнилое строение рухнет»913
. И в самом деле, в первые дни германского вторжения советская власть вдруг показалась совсем шаткой – и на фронте, и в тылу. На территориях, недавно присоединенных к СССР, местное население по понятным причинам относилось к советской власти враждебно. Во всех трех Прибалтийских республиках приходу фашистов предшествовали народные восстания против советского режима, а немцев, напротив, приветствовали как освободителей – хотя в действительности те так же неприязненно относились к идее их национальной независимости, как и Советы914. Вот что вспоминал один эстонский очевидец:Немецких солдат встречали поначалу с большой радостью. Ужасы красного режима остались позади. Многие мужчины – особенно те, у кого убили или выслали кого-то из родных, – по доброй воле поступали в германскую армию. Они хотели отомстить коммунистам915
.