Всерьез возмущаться советской тактикой освоения и «умиротворения» новых территорий Гитлер тоже не мог. Разумеется, НКВД действовал чрезвычайно жестко и беспощадно, присоединяя к СССР Прибалтику, Бессарабию и Северную Буковину и «приобщая» жителей этих областей к советским общественным нормам. Однако гитлеровские гестапо и СС не менее жестко и беспощадно насаждали свой «новый порядок» в Польше и на оккупированных западных землях: обе стороны часто прибегали к сходным методам насилия – депортации, тяжелому труду и казни.
И все же Гитлера явно встревожили советские действия, предпринятые летом 1940 года. О намерении СССР оккупировать Бессарабию он впервые узнал в конце июня, когда посещал Париж в сопровождении своего архитектора Альберта Шпеера и скульптора Арно Брекера. Рассказывали, что он пришел в ярость и потребовал, чтобы Риббентроп показал ему текст секретного протокола, потому что отказывался верить в то, что сам согласился на этот шаг. Увидев текст, Гитлер мог лишь кипятиться, но велел Риббентропу выразить протест366
. Гитлер настолько разозлился, что посол Германии в Москве Шуленбург отчаянно силился утаить от него стратегические мотивы Сталина, объясняя его шаг влиянием мифической украинской клики в Кремле. Шуленбург сознавал, что если он выложит всю правду, то очень скоро интересы двух сторон яростно столкнутся367.Конечно, Гитлер не питал особой любви к Румынии – он видел в ней лишь растленное франкофильское королевство, получившее полутора годами ранее англо-французскую гарантию. И все же его обеспокоила утрата Румынией Бессарабии – не только потому, что советские войска уж слишком приближались к лакомым румынским нефтяным месторождениям, но и потому, что в этой аннексии Гитлеру виделось опасное продвижение на запад, выдававшее неуемные территориальные амбиции Сталина. Хотя публично Гитлер ничего об этом не говорил, в частных беседах он жаловался своим адъютантам, что советская аннексия Бессарабии означает «первое покушение русских на Западную Европу»368
.Геббельс с ним соглашался – по крайней мере в своем дневнике. 28 июня, когда румынское правительство исполнило советский ультиматум, он бесновался. «Король Кароль – трус, – записал Геббельс, – но Сталин ловит удобный момент. Грабитель могил! А все благодаря нашим успехам. Из-за нас и другим победы достаются легко». Уже на следующей неделе он размышлял: «Может быть, нам все-таки придется выступить против Советов»369
. А еще месяц спустя, несомненно вторя своему хозяину, он явно всерьез задумался о том, что каким-то образом придется свести счеты со сталинским СССР. В августе 1940 года Геббельс записал: «Возможно, мы должны будем принять меры против всего этого, несмотря ни на что. Мы выгоним этот азиатский дух из Европы и загоним его обратно в Азию, где ему и место»370.Глава 4
Идейная акробатика
В первую неделю сентября 1939 года Гарри Поллит засел в своем кабинете в шумном лондонском Ковент-Гардене за написание памфлета. 48-летний Поллит, человек с круглым лицом, залысиной и выпуклыми черными бровями, был генеральным секретарем коммунистической партии Великобритании. Часть его обязанностей как партийного лидера заключалась в том, чтобы сопровождать текущие события такими комментариями, которые не только обозначали бы позицию Коммунистического Интернационала, но и разъясняли бы суть происходящего предельно доходчиво – так, чтобы ее легко улавливали тысячи простых рабочих, членов КПВ. С этой целью за несколько лет он написал множество брошюр, в том числе «В сторону советской власти», «Спасем Испанию от фашизма» и «Чехословакию предали». Однако работа, которую он напишет сейчас, станет самой спорной.
Поллит, разумеется, пользовался большим авторитетом среди деятелей коммунистического движения. Он вырос в Манчестере, где с материнским молоком впитал социалистический радикализм, выучился на котельщика, а довершил образование в «военно-промышленном университете», работая в саутгемптонском порту в годы Первой мировой войны. В компартию Великобритании Поллит вступил в 1920 году, то есть при ее основании, и заявил о себе как талантливый и страстный публичный оратор. Настолько, что в 1925 году его даже ненадолго похитили оппоненты-фашисты, чтобы Поллит не смог выступить на запланированном партийном собрании в Ливерпуле. Пробившись наверх из рядовых членов партии благодаря своему незаурядному ораторскому дару, а также неколебимой верности коммунистическим идеям и Советскому государству, в 1929 году Поллит стал генеральным секретарем КПВ.