Дьявольский союз. Пакт Гитлера – Сталина, 1939–1941

Хотя у Поллита наверняка возникло предчувствие, что партия, которую он возглавлял уже десять лет, твердо решила похоронить его как политика, он начал свое выступление с примирительной ноты, заявив, что ему легче легкого было бы сказать, что он согласен, «и давайте расцелуемся и будем друзьями, и все в нашем саду будет чудесно». Но нет, это шло бы вразрез с его убеждениями. Напомнив о своем сильнейшем антифашизме – о желании, как он выразился, «раздавить фашистских гадов», – Поллит признался, что его приводит в замешательство внезапное прекращение «борьбы с фашизмом» и что из-за пакта с Советским Союзом фашизм теперь, похоже, наделяется какой-то «прогрессивной ролью» и уже не считается главным врагом коммунистического движения. «Скажу, не желая никого обидеть, – продолжал он, несомненно обидев сразу очень многих присутствующих, – что я не завидую товарищам, которые способны так запросто всего за неделю, а кое-кто и за один день, поменять одни политические убеждения на другие, противоположные».

Ответил Поллит и лично Раджани Палму Датту, чьи замаскированные угрозы наверняка разозлили его. «Пожалуйста, запомните, товарищ Датт, – сказал он, – вы меня не запугаете. Я занимался коммунистической деятельностью еще до вашего рождения, и мое имя будет оставаться в истории революционного движения еще много лет после того, как о некоторых из вас позабудут». Если Поллит не мог козырнуть перед Даттом непогрешимой верностью Москве, то мог хотя бы напомнить о разнице в их заслугах. Он завершил выступление не на гневной, а на грустной ноте, сказав, что ему «стыдно за отсутствие того чувства… которое борьба польского народа возбудила в нашем руководстве». Его товарищи обманываются, если полагают, что заключение пакта с ненавидимой страной не «оставляет пакостного вкуса во рту». Что касается его самого, Поллита, то сейчас на кону – честь партии, и в таких обстоятельствах он больше не может оставаться ее лидером. Однако его красноречивый ответ ничуть не тронул товарищей, и тогда Поллит прямо объявил, что уходит в отставку³⁸³. Комитет 21 голосом против 3 принял новую линию, изложенную Даттом; против голосовали только Поллит, Галлахер и редактор Daily Worker Джонни Кэмпбелл.

Через десять дней The Times сообщила, что Поллит «освобожден от своей должности», так как обнаружилось, что «политика британской коммунистической партии расходится с курсом Москвы». Говорилось также, что в другом партийном манифесте, составленном 7 октября, исправлен прежний курс, обнародованный Поллитом в самом начале войны³⁸⁴. В конце месяца вышел новый памфлет, написанный Раджани Палмом Даттом и озаглавленный «Зачем эта война?», где излагались коммунистические доводы в пользу нейтралитета. Поллитовский же памфлет потихоньку изъяли из продажи.

В соответствии со своим замахом на будущее торжество коммунизма во всем мире, СССР содержал международную организацию, известную как «Коммунистический Интернационал», или «Коминтерн». Основанный в 1919 году и имевший главный штаб в Москве, Коминтерн возглавлял международную классовую борьбу против буржуазии, поддерживал коммунистов и расхваливал советский строй во всем мире, практически выступая неофициальным внешнеполитическим агентом Советского Союза и пособником мировой революции. Именно через Коминтерн осуществлялось руководство всеми филиалами коммунистических и революционных социалистических партий, от него они получали подсказки, касавшиеся их политической миссии, он разъяснял им, как толковать события, сообщал о том, какую позицию им требуется принять. Для преданного коммуниста слово Коминтерна было законом.

Так обстояло дело и в 1939 году, когда международное коммунистическое движение встало в тупик, узнав о нацистско-советском пакте. Сделка Сталина с Гитлером наделала во всем мире большой шум, рикошетом ударив по самому Коминтерну, который потребовал от всех коммунистов неукоснительно придерживаться новой московской линии. Местные же точки зрения – неважно, сколь бы почтенными и благонамеренными ни были люди, их излагавшие, и сколь бы логичными ни были их доводы, – не могли (как на собственной шкуре испытал Гарри Поллит) выдержать противостояние с грубой политической мощью Москвы. Несогласные оказывались в неприятном тупике, и очевидный конфликт между идеологией и реальной политикой приводил к тому, что многие поколебались в собственной вере в коммунистические идеи. Некоторые испытывали большой дискомфорт, связанный с нравственными терзаниями. Ведь коммунизм привлекал многих его приверженцев тем, что всячески подчеркивал собственное нравственное превосходство: придерживался «прогрессивных ценностей», провозглашал заботу о товарищах и единомышленниках и обличал фашистскую агрессию. А картинка с улыбающимися Молотовым и Риббентропом в Кремле разом разносила все это в куски и пятнала сам образ мирового коммунизма.