Она любит искусство, она знает и людей, и интересы своего народа; она проникнута отвращением к деспотизму и к тирании во всех ее проявлениях. Она имеет глубокие знания о правительстве, свободно рассуждая об этом, она восхваляет добрые качества и осуждает недостатки людей на местах. Она весьма справедливо уловила преимущества и недостатки новых учреждений… Она чувствует, что требует современное состояние ее страны и чего оно не допускает[535]
.Вопросы цивилизации России обсуждались и в переписке Дидро с Дашковой. Именно в апрельском письме к ней 1771 года Дидро впервые употребил слово «цивилизация». Здесь же он сформулировал мысль о превратностях и трудностях развития культуры: «Я убежден, что в тысячу раз легче просвещенному народу вернуться к варварству, чем варварскому народу продвинуться на один-единственный шаг в сторону цивилизации»[536]
. По мнению философа, культурные достижения должны обеспечиваться естественной зрелостью общества. Трудно допустить, что эти мысли не проецировались в беседах Дидро с Дашковой на исторический опыт России в XVIII веке.Когда философ приехал в Петербург, Дашкова находилась в Москве или в своем калужском имении Троицком и не могла увидеться с ним; состоялся лишь обмен письмами[537]
. Их следующая встреча произошла в Париже в 1781 году. Здесь княгиня общалась также с д’Аламбером, Рейналем, Фальконе. 24 марта 1781 года аббат Рейналь дал в честь Дашковой обед, на котором присутствовали многие французские ученые. Вероятно, к этому времени княгиня была знакома с нашумевшей «Историей обеих Индий», в которой Дидро высказался относительно «преувеличенного мнения» европейских авторов о царе-реформаторе, о «блестящих ошибках» Петра I и о путях развития русского общества в XVIII веке.Свое развернутое суждение о петровской «цивилизации» России Дашкова приводила в «Мемуарах», описывая встречу с австрийским канцлером графом Венцелем Антоном Кауницем в Вене в том же 1781 году[538]
. Приведенная здесь речь – отнюдь не импровизация, возникшая во время светской беседы. Это итог долгих размышлений над древней и новой историей России. Ее отзыв о Петре I, несомненно, принадлежит к числу наиболее строгих суждений русских авторов XVIII века на этот счет. Прежде всего, Дашкова отвергла утверждение канцлера, что «русские должны быть очень благодарны Петру, ибо он был их создателем». Эту мысль Дашкова объявила выдумкой иностранных авторов. Далее она заявила, что древняя Русь до Петра I отнюдь не прозябала в невежестве и не имела необходимости заимствовать что-либо у Европы. На замечание Кауница, что именно Петр «приблизил Россию к Европе», она возразила: «Великая держава… с такими источниками богатств и возможностями, какими располагает Россия, не испытывала нужды приближаться к чему-либо».Нельзя сказать, что взгляды Дашковой на Петра I во всем совпадали с суждениями Дидро. В ее высказываниях проскальзывают элементы великодержавной риторики, почти славянофильского патриотизма, сословной спеси – все это было чуждо французскому философу. Тем не менее нельзя не увидеть определенного параллелизма в их восприятии знаменитого русского реформатора и задач цивилизации России. Дашкова, как и Дидро, отрицала идею Фонтенеля – Вольтера о «творце новой нации». Для нее, как и для французских просветителей, отличительными чертами деятельности Петра I были деспотизм, грубость, насилие: