Дигенис Акрит

Воистину, лишь суету[338] несет с собою юность,
Коль к беспорядочным она стремится наслажденьям,
Но всякий, кто уверенно ее браздами правит,
Неуязвимым для страстей всегда остаться сможет,
5 А после смерти свой удел получит[339] в вечной жизни
Взамен позорных, суетных и грязных наслаждений.
Кто ж предается суете, бессмертья не достигнет,
Как не потухнет тот огонь, который гасят маслом,
Не может избежать греха погрязший в наслажденьях,
10 А грех — лишь пища для огня, палящего распутных.
Случилось так, что и Акрит, достойный изумленья,
И наделенный щедрыми всевышнего дарами
Ослабил власть[340] над юными порывами своими
И безрассудно согрешил, свершив прелюбодейство.
15 Но вот, когда раскаянье героем овладело,
То признаваться встречным он в своем проступке начал —
Не для того чтоб хвастаться, но ради покаянья.
И вот однажды на пути каппадокийца встретив[341],
О прегрешении своем решил ему поведать
20 И начал со смирением вести повествованье:
«Когда по воле собственной с отцом я разлучился
И жить в уединении задумал на границах,
Однажды захотелось мне в глубь Сирии проникнуть[342],
Пятнадцатый пошел мне год[343], когда случилось это.
25 Достигнув на пути равнин Аравии[344] безводных,
В привычном одиночестве я ехал по дороге,
Верхом на лошади сидел, рукой копье сжимая.
Охвачен жаждой сильною — палило солнце жарко—
Вокруг оглядывался я, искал воды желанной
30 И, вот, заметив дерево, а рядом с ним трясину,
Решил, что воду там найду, коня погнал быстрее
И не ошибся: к финиковой пальме я подъехал,
А у корней ее ключом источник бил чудесный.
Приблизился я к роднику и слышу вдруг рыданья
35 И скорбные стенания с несчетными слезами,—
То дева горько плакала красы необычайной.
И мне почудилось тогда, что призрак предо мною[345],
Велик был страх, и волосы мои поднялись дыбом,
Всегда меня хранившее оружие извлек я,—
40 Безлюдно было в месте том, дремучем и лесистом.
Но вот увидела меня, вскочила она сразу,
Одежды стала поправлять, в порядок привела их
И осушив платком глаза от слез неудержимых,
Заговорила первая и радостно сказала:
45 «Откуда, славный юноша[346], куда один идешь ты?
Должно быть не любовь тебя приводит в это место,
Но верно оказался здесь по воле ты господней,
Чтоб мне несчастной принести в пустыне избавленье.
Не уходи же, господин, слова мои послушай,—
50 Подробно расскажу тебе о всех своих невзгодах
И небольшое хоть найду я в скорби утешенье:
Другому горе выплачешь — и на душе полегче».
И радость я почувствовал, слова ее услышав,
И убедился — зрение меня не обмануло;
55 Без промедленья спешился, обрадованный встречей,
Та несказанная краса души моей коснулась:
Казалось, будто предо мной любимая вторая[347].
И привязал тогда коня я к дереву, за ветку,
Между корнями дерева[348] копье свое поставил
60 И, жажду влагой утолив, сказал слова такие:
«Поведай раньше, девушка, как здесь ты очутилась?
Что жить заставило тебя в пустынном этом месте?
А вслед за этим и сама ты обо мне узнаешь».
И вот, когда присели мы[349] на низкое сиденье,
65 Вздыхая, начала она свое повествованье:
«Зовут тот город Меферке[350], в котором родилась я,
Там правит всеми Аплорравд, эмир,— о нем ты слышал,—
То мой отец, а мать моя Меланфией зовется[351].
Ромея полюбила я сама себе на горе,—
70 Три года в заключении держал его отец мой,
И сыном называл себя он славного стратига.
Спасла его я от тюрьмы, сняла с него оковы
И отдала ему коней отцовских, самых лучших,
И сделала начальником среди сирийцев славным
75 С согласья матери своей, отец же той порою
Войной был занят, как всегда, родной очаг оставив.
И верила в то время я, что юношей любима
И что умрет он, коль на час расстанется со мною,
Но показало время мне, что было все притворством.
80 Настал тот день[352], когда побег свершить задумал пленник,.
Хотел оставить город наш, Романии достигнуть.
Желаньем поделился он и страхами своими:
Боялся, как бы мой отец назад не возвратился,
И уговаривал меня, чтоб с ним пошла я вместе,
85 И самыми торжественными клятвами мне клялся,
Что не оставит никогда, но сделает супругой.
Поверила его словам, бежать с ним согласилась,
И случая удобного[353] мы стали дожидаться,
Когда родителей моих сумеем взять богатства.
90 И вот по прихоти судьбы, столь тягостной и горькой,
Болезнь настигла мать мою—кончина приближалась,
И стали люди горевать, собрались в нашем доме,
Туда, куда их смерть вела, все с плачем поспешили.
А я, несчастная, тогда, удобный случай видя,
95 Бежала с соблазнителем, большое взяв богатство;
И даже ночь нам помогла тот замысел исполнить,—
Скрывали тучи свет луны, во мраке все лежало.
На лошадей вскочили мы, которых еще раньше
Для бегства приготовили, и выехали быстро.
100 Великий нами страх владел до самой третьей мили[354],
Когда ж, не узнаны никем, мы поскакали дальше,
То путь оставшийся прошли, не ведая испуга,
И пищу брали всякий раз, когда нам нужно было,
И подкрепляли силы сном и голод утоляли.
105 А что до таинства любви — краснею я, как вспомню
Неистовую страсть его и ласковые речи,—
Душой родною называл и ясным своим светом,
И вскоре начал звать меня супругою любимой
И ненасытно целовал, держа в своих объятьях.
110 Так коротали мы весь путь, счастливые друг другом,
И к роднику подъехали, который пред тобою.
На этом месте провели три дня мы и три ночи,
Разнообразию любви предавшись ненасытно.
А между тем таил в душе он замысел коварный,
115 И вот открылась наконец мне страшная измена.
Случилось это в третью ночь, когда мы спали рядом;
Коней он наших оседлал, тайком поднявшись с ложа,
Забрал с собою золото и вещи дорогие;
Тут пробудилась я от сна и, видя его сборы,
120 Немедля приготовилась отправиться в дорогу,
Надела платье юноши и вид свой изменила
(В мужской одежде ведь пришлось оставить мне свой город);
Но на коня он своего вскочил без промедленья,
Другого за собой повел и двинулся в дорогу.
125 И увидав поступок тот, немыслимый, нежданный,
Бежать за ним я бросилась, крича ему вдогонку:
«Любимый, что уходишь ты, одну меня оставив?
Или забыть уже успел мои благодеянья?
Не помнишь первых наших клятв торжественных друг другу?»
130 Не повернулся даже он, я снова закричала:
«Спаси меня, несчастную, будь милостив и сжалься,
Не оставляй меня, молю, зверям на растерзанье!»
И многое еще ему я с плачем говорила,
Но не ответил ничего и скрылся он из виду.
135 И вот в изнеможении, ногами не владея,—
О камни их разбила я, и кровь из них сочилась,—
Упала и, как мертвая, осталась распростертой.
И только с наступленьем дня[355], с трудом придя в сознанье,
К источнику вернулась я, ступая через силу.,
140 Всего теперь я лишена, оставила надежды,
Назад к родителям своим не смею возвратиться,
Перед соседями стыжусь, подруг своих мне стыдно;
Где соблазнителя найти — не ведаю, не знаю.
Лишь об одном тебя прошу — дай нож мне в руки острый,
145 Чтоб я покончила с собой, за глупость расплатилась,—
Ведь все пропало у меня, и жить мне бесполезно.
За что такое горе мне, за что страданья эти?
Родных своих оставила, родителей лишилась,—
И все из-за любимого, а он меня покинул!»
150 Так говорила девушка, слезами заливаясь,
И била по лицу себя, рвала от горя кудри.
А я пытался, как умел, отчаянье умерить,
И руки девушки отвел от кос ее прекрасных,
На перемену к лучшему вселял в нее надежду.
155 Спросил я: «Сколько дней прошло с тех пор, как соблазнитель
Тебя покинуть здесь посмел, оставив одинокой?»
И отвечала девушка, опять вздыхая тяжко:
«В пустыне этой десять дней живу и не видала
Тут из людей я никого, но одного тебя лишь,
160 Да старика какого-то — вчера прошел он мимо,
О сыне рассказал своем,— арабами недавно
Был схвачен тот и у врагов теперь в плену томится.
И вот в Аравию[356] старик спешил на помощь сыну;
Когда ж услышал от меня о всех моих несчастьях,
165 Сказал, что встретил юношу вблизи Влаттоливади[357],
Высокого и светлого,— пять дней с тех пор минуло,—
Верхом тот был и вел коня другого за собою;
Мусур[358] напал на юношу, мечом поверг на землю,
И если б юный там Акрит не оказался рядом,
170 В единое мгновение лишился б жизни отрок.
Сомненья никакого нет, что он и есть предатель,
Свидетельство надежное тому — его приметы.
О горе, горе! Жалкая и бедственная участь!
Лишилась благ я жизненных и счастье потеряла,
175 Красы лишилась, не вкусив плодов ее желанных,
Как молодое деревцо, безвременно засохнув».
Так говорила девушка, неудержимо плача,
Когда арабы[359] вышли вдруг из зарослей болотных,—
У каждого — копье в руке, и было их сверх сотни;,
180 Напали на меня они, как грифы на добычу,
Тут конь перепугался[360] мой, и обломал он ветку
И на дорогу выскочил, когда его поймал я;
Вскочил не медля на коня, копьем вооружился
И бросившись на воинов, лишил я жизни многих;
185 А кое-кто узнал меня и раздались их речи:
«Безмерно мужество его, отвага несравненна,
Легко Акрита в нем узнать — теперь мы все погибли!»
И прочие, услышав их, к болоту побежали,
И побросали многие щиты свои и копья,
190 Не медля ни мгновения в своем постыдном бегстве.
И видя, что исчезли все и что один я снова,
Назад пошел к источнику, где девушку оставил,—
А девушка тем временем на дереве укрылась[361]
И видеть хорошо могла исход того сраженья.
195 И вот, заметив, что один назад я возвращаюсь,
Спустилась с дерева она, навстречу поспешила
И стала умолять меня, промолвив со слезами:
«Послушай, повелитель мой, принесший мне спасенье,
Коль правда, ты и есть Акрит, который спас от смерти
200 Возлюбленного моего, коль ты и есть тот самый,
Пред именем которого трепещут аравийцы,—
То заклинаю я тебя, скажи мне, не скрывая:
Принес ли смерть меча удар, Мусуром нанесенный?»
И поражен я был тогда и изумился, видя,
205 Сколь сильной эта девушка охвачена любовью
К тому, кто небывалые ей причинил страданья,
С родителями разлучил, лишил ее богатства,
Обрек на одиночество в глуши непроходимой,
Где оставалось ей одно — погибнуть невиновной.
210 И вот тогда-то в первый раз о женщинах узнал я[362],
Что любят горячей они намного, чем мужчины,
Но губят их привязанность разврат и беззаконье.
И отвечал я: «Девушка, не надо больше плакать,
Не надо горевать о нем — спасен моей он силой.
215 Я — тот, кто смертью покарал заслуженной Мусура,
Грабителя, разбойника,— никто ведь не решался
По тем дорогам проходить, которые он занял.
Я от жестокой смерти спас того, кого ты любишь —
За что, не ведаю! Кого не можешь позабыть ты,
220 Возлюбленным зовешь, хоть он — лишь ветренный мальчишка.
Но волю выполню твою, к нему тебя доставлю
И взять обратно повелю, женой законной сделать,
Когда оставишь[363] веру ты ничтожных эфиопов».
Услышала она меня и, радости исполнясь,
225 Ответила: «Владыка мой, заступник величайший,
Уж приняла крещение божественное прежде,
Чем с ним соединилась я,— просил о том любимый;
Такая страсть владела мной, что я без колебаний
С охотой исполняла все любимого желанья,—
230 Ведь для него родных своих и близких я забыла».
Когда ж услышал[364] я, мой друг, из уст ее об этом,
То словно пламя жгучее в мое проникло сердце
И к страсти повлекло меня и к беззаконной связи.
Сперва обуздывал свои несдержанные мысли
235 И избежать хотел греха, насколько сил хватило,
Но разве хватит сил травы с огнем ужиться жгучим?
И вот, лишь девушку к себе я посадил на лошадь
И в путь мы с ней отправились, поехав к Халкургии[365] —
То место было в Сирии, от нас неподалеку,—
240 Не знаю, стало что со мной: огнем пылало тело,
Заполонила страсть меня, росла неудержимо,
И лишь пришлось[366] короткую нам сделать остановку,
Возжаждал взор мой красоты, а слух мой — сладкой речи,
Объятий руки жаждали и поцелуев губы;
245 Дал волю недозволенным запретным я поступкам,
И совершились все дела, исполнились желанья,
И беззаконием была осквернена дорога
Из-за поддержки сатаны, из-за души беспечной,
Хоть, как умела, девушка противилась насилью,
250 Взывая к богу и зовя родительские души.
Вот так-то недруг вечный наш и покровитель мрака,
И рода человеческого злобный ненавистник
Заставил позабыть меня о том, что есть всевышний,
О том, что страшный суд придет, настанет час возмездья,
255 И наши сокровенные откроются проступки
Пред ликом светлым ангелов и перед каждым смертным.
И снова мы пустились в путь, достигли Халкургии,
И соблазнителя ее мы вместе отыскали
(А отрок этот сыном был стратига Антиоха,
260 В плену томился тот стратиг и смерть у персов встретил)[367];
Ведь спас когда я юношу от страшного Мусура,
Перед лицо ему свое явиться не дозволил,
Но беззаконие его пред всеми обнаружил
И передал спасенного друзьям своим на время,
265 Чтоб он, пока я не вернусь, остался вместе с ними[368].
«Запомни: коль от девушки избавиться захочешь,
Клянусь спасителем Христом,— не жить тебе на свете!»
И приказав, чтоб девушку он обижать не вздумал,
И много наставлений дав, его я там оставил.
270 Теперь же снова приказал ему, чтоб не бесчестил,
Но в жены взял ее себе, согласно обещанью.
И рассказал тогда друзьям, как девушку я встретил,
Как мною спасена была она от аравитов;
Что ж не годилось говорить — я обошел молчаньем,
275 Чтоб не терзался юноша сознанием позора.
Богатство все великое им передал обоим,
Которое взяла она, оставив дом свой отчий;
Вернул обоих скакунов, что им принадлежали,
И вновь заставил юношу поклясться перед всеми,
280 Что никогда не нанесет он девушке бесчестья.
И вслед за тем вернулся я назад к своей супруге,—
В то время середина уж апреля приближалась,
И обвинитель был со мной — вины моей сознанье.
Оплакивал я с горечью поступок тот запретный,
285 На солнце стоило взглянуть — глядел в свою я душу
И стыдно было, что ущерб ей причинил великий.
Решил я в скором времени переменить жилище,
Ведь знала хорошо она[369] о связи беззаконной,
И, вот; уйдя со старых мест, пошли искать мы новых».