Дигенис Акрит

ГФ 254 А на пути их дом стоял великого стратига,
255 И близко к дому подойдя, герой воскликнул громко:
«Коль любит[221] верно девушку прекраснейшую отрок
И коль проходит мимо он и прелесть ее видит,
То сердце сковано его, и жизнь ему не в сладость!»
И голос сладкий[222] юноши проник за стены дома,
260 И в изумленье там пришли, подобно Одиссею[223],
Что находясь на корабле сирен услышал пенье.
Услышала и девушка[224] призывы Дигениса,
Красою наделенная и прелестью безмерной,
Из рода знаменитого, прославленного всюду.
265 Владенья той красавицы и все ее богатства
Никто бы сосчитать не смог, представить не сумел бы.
Один лишь дом ее и тот нельзя воспеть достойно,
Мозаикой украшенный из мрамора и злата;
А там, где девушка жила,— отдельные покои[225],
270 Отделанные золотом, мозаикою пестрой,—
Покоями девичьими их в доме называли.
И стоило лишь девушке, богатой и прекрасной,
Пришельца юного того увидеть перед домом,
Как запылало сердце в ней, и жизнь ей стала в тягостьу
275 Страданье обожгло ее,— и что здесь удивляться?
Всего острее красота[226], опасны ее стрелы,
В глаза вонзается она и в душу проникает.
Напрасно взгляд свой отвести от юноши старалась,—
Расстаться дева не могла с красою Дигениса,
280 И побежденный взор ее к нему тянулся снова.
И вот служанке на ухо она сказала тихо:
«В окошко выглянь, милая,— вот юноша приятный,
Ты видишь, как прекрасен он и как сложен на диво.
В зятья бы если взял его отец мой, повелитель,
285 Поверь мне,— зятя бы имел он лучшего на свете»,—
И не сводила глаз с него, смотрела неотступно.
Не знал об этом[227] юноша, и спрашивать он начал:
«Чей дом передо мной стоит, такой большой и страшный?
Стратига может самого, что по молве известен?
290 Не здесь ли девушка живет, прославленная всеми?»
«Ты прав, дитя сладчайшее,— отец ему ответил[228],—
Погибло много за нее ромеев благородных».
И снова сын спросил: «Отец! А как они погибли?»
«Задумали они, дитя, ту девушку похитить,—
295 Ведь, говорят, наделена она красою дивной.
И вот узнал о них стратиг, той девушки родитель,
Засады[229] сделал тайные, попали все в неволю,
И головы лишил одних, других лишил он зренья,
Ибо велик могуществом и славен в этих землях».
300 Вздохнул печально Дигенис и так отцу ответил:
«Поверь, отец, похитить я не собираюсь деву.
А те засады тайные меня не испугают;
Лишь об одном прошу тебя, коль дашь на то согласье:
Стратигу предложи родство[230] — пусть браком породнимся,
305 И если даст согласие, я стану ему зятем,
И тестем станет он моим по собственной охоте[231];
А коль согласия не даст, то горько пожалеет».
«Любимый сын мой, много раз я предложенье делал,
Но убедить не мог никак стратига согласиться».
310 Такие от отца слова в ответ услышал отрок
И вдруг заметил девушку — в окне ее увидел.
Глядел, как зачарованный, не в силах сделать шага,
Был разум потрясен его, и сердце трепетало;
Погнал коня[232] он под окно, приблизился к той деве
315 И тихим голосом с такой к ней речью обратился:
«Дай знать мне девушка, прошу, не обо мне ль мечтаешь[233]?
Коль обо мне, скажи скорей, и будешь мне женою;
Коль в мыслях у тебя другой, просить не стану больше».
Услышала то девушка, служанке поручила:
320 «Спустись и отроку скажи, служанка дорогая:
«Ты душу захватил мою —- господь тому свидетель;
Не знаю только, юноша, из рода ты какого.
Коль звать тебя Василием, Акритом Дигенисом,
Знатна тогда семья твоя и всех других богаче,
325 И родственники мы с тобой — от Дук ведь происходим.
Но стражу мой отец, стратиг, из-за тебя расставил, —
Дошла и до него молва о всех твоих деяньях;
Так берегись — не попади из-за меня в опасность,
Смотри, чтоб юности своей до срока не лишиться —
330 Не знает сострадания отец мой беспощадный».
И снова он заговорил и девушке ответил:
«В окошко выгляни, мой свет[234], красу свою яви мне,
И пусть любовь безмерная мое охватит сердце.
Ты, видишь — молод я еще и мало жил на свете,
335 Путей любви не ведаю и не знаком со страстью;
Но коль желанье быть с тобой наполнит мою душу,
То знай: стратиг, родитель твой, и все его родные,
И слуги-воины его,— пусть мечут они стрелы,
Пусть заблистают их мечи — бессильны предо мною!»
340 И не могли они никак свою беседу кончить,
К поступку безрассудному любовь их побуждала;
Над всеми властвует любовь, порабощает разум
И правит мыслями она, словно конем возница;
И оттого влюбленные владеть собой не могут,
345 Родные не смущают их, сосед им не помеха;
И, стыд забыв, они любви становятся рабами.
Пришлось такое испытать и деве благородной,
И из окна она чуть-чуть златого наклонилась.
Мгновенно очи юноши краса ее затмила,
350 И ту солнцерожденную[235] не мог он видеть ясно;
Казалось будто лик ее сиянье излучает,
И выглядела девушка как будто на картине:
Светловолосою была[236] красавица, кудрявой,
Со взглядом радостным, живым и с черными бровями;
355 Напоминало снег лицо, украшенное дивно
Цветком бесценным пурпура, приятного владыкам.
Увидел юноша ее, достойный изумленья,
И в сердце был он поражен, в душе осталась рана,
Почуял боль безмерную, не мог владеть собою,
360 А дева благородная, его страданья видя,
Была не в силах вынести, чтоб мучился любимый;
И верности свидетельство послала Дигенису,
Наполнив радостью его великой и блаженством,—
Колечко отдала[237] ему, сказала на прощанье:
365 «Иди теперь и счастлив будь, меня не забывая».
А он, не медля, на груди залог бесценный спрятал
И так ответил: «Завтра же опять меня увидишь»,—
И, радостью охваченный, пустился в путь обратный.
Когда ж домой приехали, почувствовал тревогу
370 И всей душой к всевышнему с мольбою обратился:
«Господь, владыка,— произнес,— услышь мою молитву:
Пусть солнце поскорей зайдет, взойдет скорее месяц
И в деле, что задумал я, помощником мне будет,—
Один ведь одинешенек[238] отправиться желаю».
375 И своему конюшему[239] затем приказ он отдал:
«Ты расседлай того коня[240], седлай мне вороного,
Подпруги укрепи[241] с двумя ремнями упряжными,
А на седло чудесную повесь мне меч-дубинку[242],
Мундштук тяжелый дай коню, чтоб слушался он быстро».
380 Обед настал, но Дигенис к еде не прикоснулся,
И никаких напитков он не захотел отведать;
О девушке мечтал одной и о красе чудесной —
То отказаться был готов, отчаяньем охвачен,
То снова чудилось ему, что сбудутся надежды;
385 И всем казалось, будто он — во власти сновидений[243].
Сидела рядом мать[244] его, спросила с удивленьем:
«Скажи мне, что с тобой, дитя? Ты душу мне печалишь.
Не причинил ли зверь вреда, не потревожил страх ли?
Иль дух тебя околдовал, твою отвагу видя?
390 Поведай обо всем скорей, не мучай мою душу[245],
Нет пользы свой недуг скрывать — еще сильней страданье».
«Не причинил мне зверь вреда,— ей юноша ответил,—
И душу никакая мне забота не тревожит;
А если околдован я, не проклинай ту деву;
395 Мне зла она не сделала,— я невредим остался».
И вот поднялся с места он, отправился в покои,
Обулся, приготовился и взял свою кифару.
Сначала лишь руками[246] стал он ударять по струнам
(Умел прекрасно Дигенис играть на инструментах),
400 Ее наладил, заиграл и напевал чуть слышно:
«Когда любимая вблизи, не надо сна лишаться,
А если любишь издали, зевать не надо ночью;
Далек к моей желанной путь — пора спешить в дорогу.
Не спит любимая моя, душа ее томится»[247].
405 Меж тем зашло светило дня, взошел на небе месяц;
Один тогда он поскакал и захватил кифару.
Проворно[248] вороной бежал, как день был месяц светел,
И вот покоев девушки он на заре достигнул.
Ждала его любимая, всю ночь заснуть не в силах,
410 Но утомилась под конец и на заре заснула.
Когда ж не увидал ее, не понял, что случилось,
Печаль его наполнила, великая тревога,
И размышленья мрачные ему стеснили сердце.
Невыносима скорбь была, и горе неутешно,
415 И спрашивал он сам себя: «Раздумала ли дева?
Боится ли родителей? Боится что заметят?
На что решиться мне теперь? Как выведать всю правду?
Ошеломлен рассудок мой, не знаю, что мне делать;
Подам коль голос — услыхать меня из дома смогут,
420 Заметят[249] стражники меня, узнают непременно,
Напрасно труд мой пропадет, любимой не достигну;
А там уж вряд ли я смогу желанную увидеть,
И что за польза будет мне от жизни в этом мире?»
Так говорил себе герой в великом потрясенье
425 И вот решился, наконец, сыграть он на кифаре —
Проверить, справедливы ли дурные подозренья.
Сказал: «Себя я сберегу и деву испытаю,
Кифара в том помощницей надежною мне будет,
И без сомнения тогда свершится воля божья».
430 Настроил Дигенис ее, по ней ударил плектром[250]
И начал напевать под звук мелодии сладчайшей:
«Что юную ты нашу страсть, любимая, забыла
И в сладкий погрузилась сон легко и беззаботно?
Встань, яблочко душистое, цветочек нежный розы,
435 Пора нам с утренней звездой в дорогу отправляться!»
Лишь услыхала девушка[251] приятный звук кифары,
С постели спрыгнула она и пояс затянула
И, из окошка наклонясь, так отроку сказала:
«Бранила, милый[252], я тебя из-за того, что медлил,
440 И буду так всегда бранить за лень и нерадивость.
Забыл ты об опасности — играешь на кифаре,
Услышит коль отец тебя,— расправится[253] с тобою,
И ты — о, преступление! — из-за меня погибнешь.
Всеведущего господа в свидетели зову я,—
445 Любовь к тебе великая в мое вселилась сердце,
Несчастна буду, коль беда с тобою приключится.
Пока не выдал свет дневной, душа моя, спасайся
И помни обо мне всегда — любовь мою ты помни.
Но не хочу идти с тобой, о юноша прекрасный,
450 Хоть чувствую, что любишь ты, что страсть тебя сжигает,
И что погибнуть за меня готов без колебанья.
Ведь коль похитишь ты меня, коль уведешь с собою,
Узнают братья обо всем и родичи узнают,
С толпою воинов своих отец тебя настигнет,—
455 Как защитишь меня тогда, от смерти как спасешься?»
Печали он исполнился и девушке ответил:
«Хвалю я, благородная, тебя за беспокойство,
Разумно смотришь ты вперед на будущее наше,
Прекрасно судишь обо всем и размышляешь ясно,
460 Но, право, вовсе ничего ты обо мне не знаешь:
Коль знала б, на какие я деяния способен—
И думать не посмела бы, что братья и родные
Меня настигнут и сразят[254], по мне б не горевала.
Да будет хорошо тебе, душа моя, известно,
465 Что одержать победу я один могу над войском,
Один ряды[255] врагов сражу и силу их осилю.
Отец же твой и отроки, что у него на службе,
И с ними братья все твои и прочие родные —
Младенцы, право, для меня и ничего не значат.
470 Лишь к одному теперь стремлюсь — из уст твоих услышать,
Полна ли ты желания последовать за мною,
Чтоб вышли до рассвета мы окольными путями —
Грозят героям гибелью глухие закоулки,
А на просторе даже трус исполнится отваги.
475 Но если ты раздумала и выбрала другого,
И если речи все твои — предлоги для отказа,
То, Феодорами клянусь[256], страдальцами святыми,
Никто другой, пока я жив, твоим не станет мужем!»
И сразу же ответила прекрасная, как солнце[257]:
480 «Еще ведь раньше[258], дорогой, не зная испытаний,
Любил меня и нежен был — об этом говорил ты.
И вот страдаешь ты теперь,— слова твои правдивы,
И снова чувству твоему свидетелем я стала.
Хоть не годится о себе вести с тобою речи,
485 Но все услышишь от меня, порабощенной страстью:
Немало ведь ко мне вельмож прославленных и знатных,
Родных царя, царевичей с усердием стремилось,
Со свитой царственной вокруг, в роскошных одеяньях;
Полны желанья были все в лицо меня увидеть
490 И здесь у дома моего толпою собирались.
Но ни одним из женихов отец доволен не был,
Не удостоил никого и тень мою увидеть,
Услышать даже голос мой, вести со мной беседу.
Никто не слышал как смеюсь, как по земле ступаю;
495 Даже не выглянула я ни разу из окошка,
От взгляда глаз чужих всегда себя оберегала.
Коль о родных не говорить, знакомых моих близких,
Никто еще в лицо меня ни разу не увидел.
Как подобает девушке, себя держала строго,
500 Но вот не так себя веду, границы преступила
И ныне от любви, твоей забыла о приличьях.
Мужчину раньше никогда чужого не видала,
И вот, не ведая стыда, веду с тобой беседу,
А мысли девичьи мои, свободные когда-то,
505 Рабами ныне сделались, стыдливости лишились.
С того мгновенья, юноша, как лик твой увидала.
Душа моя спокойная воспламенилась сразу,
Иначе думать стала я, не тот уже рассудок,
И мысли порабощены, и. скромность вся исчезла.
510 Тебе теперь лишь одному[259], любви твоей, мой милый,
Покорна буду и стремлюсь отправиться с тобою;
Родных готова позабыть, родителей лишаюсь
И с братьями я расстаюсь, с богатством небывалым,
Чтобы с тобой отправиться, куда ни пожелаешь.
515 Да будет в том свидетелем господь — опора наша
И воздаятель за грехи — меня ты не обманешь:
Ведь и тебя любовь разит, ведь и тебя сжигает,
И за меня ты смерть принять готов без колебанья,—
Пусть глаз не видит этого, о том не слышат уши!»
520 Так говорила девушка, прекрасней всех на свете,
Вздыхала глубоко она и слезы проливала,
Браня себя безжалостно, ругая за бесстыдство.
И колебалась хоть она в своем решенье смелом,
Но страсть ей безграничная отваги придавала.
525 Поистине, любовь[260] и страсть владеют дивной силой,
Незыблема природа их; всегда готовы страсти
Бороться со спокойствием, поработить рассудок;
И оттого влюбленные владеть собой не могут,
Родные не смущают их, сосед им не помеха,
530 И стыд забыв, они любви становятся рабами[261],—
Пришлось обоим любящим подобное изведать.
Увидел Дигенис ее, залитую слезами,
И сам слезами залился и отвечал любимой:
«Прекраснейшая девушка, семью твою я знаю:
535 Несметными богатствами отец твой обладает,
И много знатных взять тебя желало из корысти —
Об этом знаю хорошо, мне все известно было;
Но не стремлюсь, душа моя любимая, к богатству —
Что пользы мне в сокровищах и в славе преходящей?
540 Травой считаю это все, твоей красой богатый.
С тех пор, о черноокая[262], как встретился с тобою,
Ни на мгновенье ты души моей не покидала,
Пустила корни глубоко, сплелась с ней неразрывно;
Пусть далеко ты от меня — но в мыслях близко, рядом.-
545 Ведь ни в одну красавицу я раньше не влюблялся,
Путей любви не знал совсем, не ведал ее власти.
Сюда иди, мой ясный свет, последуй за любимым,
Влеченью волю дай скорей, зачем его скрываешь?
Не значат ничего слова —доказывает дело;
550 И коль того захочет бог, мы заживем счастливо.
Не бойся за родителей — обрадуются только,
Когда известно станет им, кто сделался их зятем;
Никто тебя не упрекнет, любой сочтет счастливой».
Такие речи отрок вел, перед любимой клялся:
555 «Мое начало — ты одна, и ты одна — конец мой,
Отныне с божьей помощью и до кончины самой
Коль захочу хоть раз тебя, душа моя, обидеть,
И коль покой любви твоей оберегать не стану,
Не буду страсть твою беречь до самой до могилы,—
560 Пускай не удостоюсь я кончины христианской,
Пусть пользы мне не принесут родителей молитвы;
А ты, о благородная, сама клянись мне в том же!»
И отвечала девушка, слова его услышав:
«Хоть преступаю я закон, в твои отдавшись руки
565 (Ведь благородный славится разумным поведеньем,
А я, сама не знаю как, о разуме забыла),
Но неизменная любовь и сила страсти чистой
Перед желанием твоим меня склонили властно».
И клятву дав ему в любви, она сказала снова:
570 «Покину я родителей, и братьев всех, и дом свой,
На защитит уж бог меня — тебе вверяюсь, отрок;
Так обещай торжественно, что горя не увижу,
Но буду до конца твоей законною супругой:
Ведь многие влюбленные на речи не скупятся,
575 А утолят желание — и поминай как звали!»
Услышал юноша ее, немало подивился
На мудрость этой девушки, поклялся ей вторично:
«Клянусь отцом и сыном я, клянусь святым я духом,
О благородная,— тебе не причиню я горя,
580 Но будешь госпожой моей, владычицей единой,
Супругой мне и спутницей, пока не встречу смерти.
Желаю лишь, чтоб страсть свою — скажу об этом снова —
Душа моя любимая, ты чистой сохранила».
И вот, когда взаимные их клятвы прозвучали,
585 То наклонилась девушка в окошко золотое,
А отрок на коне привстал и принял ее нежно,
И к соколу[263], лишь выпорхнув, попала куропатка.
И поцелуями они осыпали друг друга,
Безмерной радости полны и слезы проливая;
590 В одно мгновенье обрели великое блаженство,
И слезы жгучие свои не сдерживали в счастье.
Был полон счастья Дигенис,— отвагой увлеченный,
Он гордо перед домом стал и так воскликнул громко:
«Благослови же, тесть, меня, и дочь свою родную,
595 И господу воздай хвалу, что зятя взял такого!»
И голос этот стражники стратига услыхали,
Сигнал тревоги прозвучал на лошадей садиться,
А сам стратиг, услышав вдруг о бедствии внезапном,
Рассудок потерял совсем, не ведая что делать,
600 Вскричал из глубины души: «Свой светоч я утратил,—
Единственную дочь имел, и с глаз она исчезла!»
И стратигисса, то узнав, запричитала горько:
«Лишилась я единственной, украли мою дочку!»
Узнали братья девушки, воскликнули, горюя:
605 «Кто совершить отважился такое беззаконье?
Кому похитить удалось сестру родную нашу?»
Заплакали прислужницы и причитали громко,
Весь дом неудержимые стенанья оглашали,
И погналось за юношей во всеоружье войско;
610 Стратиг за войском следовал, и с ним пошли два сына[264],
И стратигисса не могла в пустом остаться доме —
Разлуку с дочерью своей перенести не в силах,
Прислужниц целую толпу взяла она с собою
И, волосы не подвязав, последовала с плачем,
615 Крича: «Душа любимая, не ведаю я, где ты!»
Никто на месте не стоял, ни молодой, ни старый,—
За Дигенисом, как один, пустились все в погоню,
Оплакивали девушку, скорбили об утрате,
И сколько было их в толпе — никто не сосчитал бы.
620 Когда ж разлилось по земле сияние дневное,
Настигли беглецов они[265] в долинах незнакомых;
А девушка прекрасная вдали их увидала —
Смотрела пристально она, следила за дорогой,
Пока любимый уносил ее в своих объятьях,—
625 И вскрикнула испуганно, прижавшись к Дигенису:
«Не допусти, душа моя, чтоб нас разъединили!
Пусть вороной быстрей бежит, пусть мощь твоя окрепнет:;
Смотри — преследуют они, вот-вот догнать готовы!»
Услышал это юноша, достойный изумленья,
630 Свернул с дороги сразу же, отваги не теряя,
Раздвоенное дерево нашел с двумя ветвями,
Меж двух ветвей[266] он усадил похищенную деву:
«Сиди, не бойся, милая, следи лишь за любимым».
Вооружился быстро он перед началом боя,
635 И вот солнцерожденная[267] сказала Дигенису:
«Прошу тебя — не причини дурного[268] моим братьям!»
И чудо небывалое явил герой пред всеми:
Один решился выступить, один он против тысяч,
И множество несметное бойцов сразил отважных —
640 Вооруженных всадников, испытанных в сраженьях.
Сначала дал он им совет — пускай отступят лучше,
Пусть не испытывают зря, силен ли их соперник;
Но стыдно стало воинам признаться в пораженье
Перед одним противником[269], и смерть они избрали.
645 И вот издал победный клич, извлек он меч-дубинку[270],
И не успел прибыть стратиг, как пало его войско.
А Дигенис, с победою из поединка выйдя,
Вернулся радостный туда, где девушку оставил,
С коня сошел и, тысячи даря ей поцелуев,
650 Сказал: «Теперь, любимая, дела мои ты знаешь!»
А та своим возлюбленным все больше восхищалась[271],
И поцелуями его осыпала без счета,
И попросила отрока, сказала ему тихо:
«Дурного не потерпят пусть[272] мои родные братья,
655 Ведь те, кто приближаются, кого отсюда видим.
По лошадям могу узнать — то едут мои братья,
И третьего я узнаю — отец мой с ними едет;
Оставь их невредимыми, спаси их, умоляю!»
«Желанья сбудутся твои,— ответил отрок деве,—
660 Лишь не постигла бы меня нежданная опасность:
Великий риск — врагов своих щадить во время боя,
Удар губительный грозит в ответ на состраданье».
И вот вскочил он на коня, сказав слова такие,
Напал без промедления на спутников стратига.
665 А оба брата девушки, исполненные рвенья,
Велели отрокам своим с противником сражаться
И думали, что слуги их осилят Дигениса;
Но тот, стараясь выполнить любимой пожеланье,
Приблизился к ним с ловкостью и всех сразил умело.
670 Тут братья разъяренные[273] напали на героя,
А он кружиться стал вокруг и так с коней их сбросил,
Что никого не повредил, ни одного не ранил.
И юноша с коня сошел, к стратигу повернулся,
Поклон смиренный[274] совершил, сложил он вместе руки
675 И начал говорить ему с отвагою во взоре:
«Прости меня, владыка мой,— бойцы твои негодны,
Не могут нападать они, не могут защищаться,
И много в преисподнюю спустилось неумелых.
Ведь не лишен я знатности и не лишен отваги:
680 Попросишь если как-нибудь, чтоб послужил я верно,—
Узнаешь хорошо тогда, какого взял ты зятя;
Судить коль будешь обо мне по всем моим деяньям,
Поверь мне — сам себя тогда считать счастливым станешь».
Услышал юношу стратиг[275], высоко поднял руки,
685 Лицо к востоку обратил и господа восславил,
И говорил: «Хвала тебе, о господи, ты миром
С неизреченной мудростью на наше благо правишь!
Такого зятя и хотел, и о таком мечтал я,
Чтоб был красив и знатен он, разумен и отважен,
690 И чтобы равного ему никто не знал на свете».
И вот, когда всевышнего прославил он всем сердцем,
То Дигенису уступил и так ему ответил:
«Послушай, зять мой золотой, благодарю я бога,
Что с мудростью великою на благо наше правит.
695 Бери себе желанную, бери ее, прекрасный,—
Ведь если б страсть безмерная тобою не владела,
То не посмел бы выступить один ты против тысяч.
Отправимся в обратный путь, пойдем в жилище наше,
Не бойся: никакого зла от нас ты не увидишь,
700 Лишь заключим на этот брак торжественно согласье,
И договор составим мы с отцом твоим совместно,
И сразу знать тебе дадим,— вернешься ты немедля,
За дочерью богатое приданое получишь;
Такую свадьбу сделаю, что все о ней услышат.
705 Приданым ты с того же дня начнешь владеть по праву
И двадцать кентинариев возьмешь монетой старой[276],—
Давно отложены они для дочери любимой —
И сверх того возьмешь за ней серебряную утварь,
Сундук с одеждой[277] дорогой — пять сотен литр[278] он стоит.,
710 Еще получишь тридцать шесть имений[279] ты доходных,
И тещи дом себе возьмешь — в нем семьдесят служанок ?.
Прекрасен он поистине, цена ему большая;
И украшенья чудные от матери невесты:
Венец искусной выделки — о нем повсюду знают, —
715 Из золота сработанный, с бесценными камнями;
Животных всех получишь ты, каких увидишь в доме,
И восемьдесят конюших, коней четыре сотни,
И поваров четырнадцать и булочников сколько ж,
Еще других прислужников[280] возьмешь ты полтораста;
720 Получишь предпочтение перед детьми моими,
Богатство безграничное и множество имений
И сверх обещанных даров еще возьмешь немало
До той поры, как совершим, дитя, обряд священны».
Такую свадьбу сделаю, что все о ней услышат,
725 Никто не вздумает кричать, что брак твой — это кража,
Что девушку похитил ты, лишенную богатства,—
А это ведь бесчестие для всех благоразумных,
И трудно будет избежать тебе постыдной славы,
Коль сразу же назад в мой дом со мной не возвратишься.
730 Утешишь стратигиссу ты в ее печали горькой,—
Ведь и поныне о тебе совсем она не знает,
А коль узнает жениха — восславит милость божью.
Послушайся, мой славный зять, иди со мною вместе».
Такие речи вел стратиг, исполненные лести,
735 А юноша немедленно сказал в ответ стратигу:
«О повелитель мой и тесть, хоть было б справедливо
Советам следовать твоим, разумным и прекрасным,
Но как бы, слушаясь тебя, не встретил я опасность,
Не встретил смерть плачевную, позору не подвергся,
740 Как враг и злоумышленник, враждующий с тобою.
Иное поведенье мне подсказывает разум,
И не решаюсь я предстать пред ликом стратигиссы.
Одно желанье у меня, о господин и тесть мой:
Хочу я с дочерью твоей прекрасной удалиться,
745 И нет мне дела до богатств[281] и до ее владений —
Пусть обладают этим всем моей супруги братья.
Довольно мне красы ее, приданого не надо:
Господь богатство нам дает и бедность посылает,
Смирит и вознесет он нас, унизит и возвысит.
750 И нет нужды обратно мне с тобою возвращаться —
Сначала к матери родной отправиться желаю,
И пусть увидит мой отец, какую взял невестку,
Пусть господу хвалу воздаст, тогда вернусь я быстро.
А ты не думай горевать — молись о нашем счастье,
755 Ведь слуги мы души твоей, твои родные дети».
И отвечал тогда стратиг, дивясь его рассудку:
«Да осенит тебя, дитя, благословенье бога,
Наполнит счастьем пусть господь все годы твоей жизни!»
И обнял Дигениса он, вскочил на лошадь снова,
760 И тот поехал к девушке, стратиг — обратно к дому,
А за отцом и сыновья, изведав пораженье[282];
Отваге отрока они дивились бесконечно.
А юноша, поистине достойный удивленья,
Вернулся с быстротой туда, где девушку оставил,
765 И ласково позвал ее: «Приди, о свет мой ясный!
Приди, цветок сладчайший мой, цветок душистый розы!
Приди, о телочка моя[283],— ярмо любви несешь ты!
Дорогу быстро мы пройдем — никто не помешает,
Никто, моя прекрасная, нам на пути не станет;
770 Один отец, да братья лишь твои в живых остались,—
Ведь повеленья твоего ослушаться не смел я».
Без промедленья с дерева к нему спустилась дева,
Охваченная радостью великою и счастьем,
И отроку любимому пошла навстречу тихо,
775 И близко подойдя к нему, с заботою спросила:
«Теперь я вижу, дорогой, опасность миновала,
Скорей о братьях расскажи, постигло ль их несчастье?»
«Не беспокойся, душенька,— сказал в ответ ей отрок,—
Лишь слуг стратига самого, бойцов его отважных,
780 Постигла участь горькая, а остальные живы».
И наклонился к девушке и поднял осторожно,
С собою рядом усадил любимую на лошадь,
И, наслаждение вкусив от поцелуев чистых,
Пустились в путь влюбленные, охваченные счастьем.
785 А стражники отца его, увидев Дигениса
И девушку в его руках, прекрасную, как роза,
Помчались быстро известить о радостном событье[284].
И лишь услышал весть отец о возвращенье сына,
Вскочил он сразу на коня, исполненный веселья,
790 А с ним — три тысячи бойцов, жены его пять братьев.
Уздечек взяли с седлами они двенадцать женских,
И два седла усеяны[285] жемчужинами были,
А на других — из золота — зверей изображенья[286],
И было каждое седло украшено накидкой;
795 Свисали с крупов лошадей из шелка[287] покрывала,
И закрывал коней тот шелк и золота обилье.
Звучали мощные рога, звучали трубы сзади,
Звучала барабанов дробь, игра на инструментах,
И шум великий в этот час повсюду раздавался.
800 Отъехали встречавшие от дома на три мили[288],
Увидела их издали прекраснейшая дева
И, вся от страха трепеща, не ведая, кто едет,
Сказала юноше тогда, охвачена волненьем:
«То не чужие едут ли, не ждет ли нас разлука?»
805 «Не бойся, свет мой сладостный,— ей юноша ответил,—
То свекор твой заботится тебя достойно встретить».
И вновь солнцерожденная[289] сказала Дигенису:
«Стыжусь я сильно, дорогой, что свиты не имею.
Когда б отца ты моего последовал совету,
810 Служанки были бы со мной и все мои наряды,
И смог узнать бы твой отец, чью дочь ты выбрал в жены,
Но так решил ты и теперь оправдываться должен».
«Оставь печаль ненужную — пускай одна ты будешь,
Любой, о благородная, тебя узнает сразу,
815 И порицать тебя никто за это не посмеет».
И вместе съехались они, приветствуя друг друга,
С коня спустился юноша с невестою любимой,
С коня спустился и эмир и обнял их обоих,
Сказал он: «Пусть благословит тебя, дитя, всевышний,
820 Умножит годы пусть твои в покое и довольстве
И доли в вечном царствии своем пусть удостоит!»
И на седло жемчужное невесту усадили[290],
Ей увенчали голову короной драгоценной,
И все родные жениха, что собрались на встречу,
825 Подарки ей бесценные преподнесли с любовью.
И вот украсив отрока, как украшают юных,
Трубя в рога, назад они не медля повернули,
На трубах начали играть, забили в барабаны,
Звучало сладко пение, звучали их кифары,
830 Разнообразной музыки звучанье раздавалось;
И быстро с песнями они пошли обратно к дому.
Веселье безграничное над всеми воцарилось,—
Кто смог бы объяснить его, сказать о нем сумел бы?
Казалось, что сама земля, ступали по которой,
835 Со всеми счастлива была, делила с ними радость.
И всякий, кто свидетелем был этому веселью,
Рассудок потерял совсем, охвачен ликованьем.
Казалось, прыгали холмы и танцевали скалы,
Деревьям было весело, ключом забили реки,
840 И воздух весь сиянием наполнился от счастья.
Когда поблизости они от дома оказались,
Навстречу вышли женщины несметною толпою,
И стратигисса[291] молодым сама навстречу вышла,
А с нею встретила их мать прекрасная Акрита.
845 Служанки шли красивые в сверкающих нарядах,—
Одни цветы несли в руках и миртовые ветви,
И наполняли все вокруг благоуханьем чудным,
Другие с пеньем двигались, в кимвалы ударяя;
Превозносила юношу их сладостная песня
850 И восхваляла девушку, родителей их славных.
И устлана была земля ветвями мирта, лавра,
Нарциссами и розами, душистыми цветами.
И вот в объятия свекровь невестку заключила,
Подарок ей почетный дав работы превосходной[292];
855 Не знало счастье их границ, не знала радость меры.
Вступили в дом они, и вот эмир без промедленья
Немало воинов собрал, жены своей всех братьев
И отроков три тысячи, отправил их в дорогу,
Чтобы на праздник свадебный стратига пригласили,
860 И передал: «Прошу тебя, мой сват, придти на свадьбу,
А свадьбу ту всевышний сам помимо нас устроил».
Услышал эту речь стратиг, отнесся к ней с вниманьем
И, по достоинству почтить желая новобрачных,
Подарки захватил с собой,— нельзя пересчитать их.
865 И вот на следующий день со стратигиссой вместе
Не медля в путь отправился, ни в чем не сомневаясь,—
Ведь знали оба хорошо, какой им зять достался.
И вот усердья полные и радости великой,
Со свадебными песнями[293] прошли они дорогу,
870 А с ними братья девушки со спутниками вместе.
Когда же юноши отец узнал об их прибытье,
То выехал навстречу им, народом окруженный,
Хотел он спешиться скорей, почтительности полный,
Но стал молить его стратиг, чтоб он того не делал;
875 И вот, как подобало им, они обнялись крепко
И вместе в дом направились, но лишь прошли немного,.
Как необъятная толпа им двинулась навстречу,
И вместе с этою толпой прислужницы собрались.
И дома наконец они торжественно достигли,
880 Толпа их там нарядная с куреньями встречала,
Встречала с благовоньями и розовой водою,
А во главе встречавших мать стояла Дигениса.
Чей разум мог бы передать свершившееся вскоре —
Какую встречу дивную гостям эмир устроил,
885 Какую речь прекрасную вела его супруга,
Как славно был устроен пир в порядке надлежащем!
Столы ломились от еды, от яств разнообразных,
И подавали на пиру бесчисленных животных;
Флейтисты развлекали их, сменялись быстро мимы,
890 И двигались танцовщицы, телами изгибаясь,
Звучала дивно музыка, и чаровали танцы,—
Прекрасны были зрелища, одно другого краше.
И о приданом договор, когда настало утро,
Составили — не передать весь договор дословно!
895 Но те дары, что жениху достались и невесте,
Какие превосходные владенья получили,—
Не подобает все это оставить без вниманья,
И не сказать, хоть коротко, о дорогих подарках.
Двенадцать вороных коней — таков был дар стратига,
900 Затем — двенадцать лошадей красы необычайной,
Двенадцать мулов дорогих, к ним — седла и уздечки —
Все в серебре и жемчуге, искуснейшей работы.
Двенадцать отдал конюхов — златой на каждом пояс,
Двенадцать леопардов[294] дал, испытанных в охоте,
905 Птиц ловчих из Абасгии[295] двенадцать белоснежных,
Двенадцать малых соколов[296] и столько же обычных.
Затем — две драгоценные иконы Феодоров[297];
Шатер, расшитый золотом, большой и превосходный,
Изображеньями зверей покрытый[298] всевозможных,
910 Шесты его из серебра, шнуры его — из шелка;
И два арабских дал стратиг копья[299], зеленых, медных,
И меч Хосрова[300] подарил, прославленный повсюду.
Все это зятю славному в подарок, Дигенису,
Пожаловал с любовью тесть; эмир же в это время
915 Дал дар бесценный девушке, лицо ее увидя[301],
А вместе с ним и бабушка Акрита, стратигисса,
Жены эмира братья все и родичи другие
Жемчужин дали много ей, камней бесценных, злата,
И тканей фиолетовых из шелка дорогого.
920 А теща жениху дала немало одеяний,
Зелено-белых, шелковых, и поясов бесценных,
Четыре головных платка, золототканных[302], светлых,
И плащ[303] златой — был грифами он сзади разукрашен.
И десять юных евнухов[304] дал старший брат невесты,—
925 Приятна внешность их была, и волосы красивы,
Одежда облекала их персидская из шелка,
И золотой воротничок носил на шее каждый.
А младший брат невесты дал копье и щит в подарок,
И остальные родичи ему так много дали,
930 Что невозможно передать даров многообразье.
Три месяца[305] они подряд на свадьбе веселились,
Не знала радость их конца, над всем она царила.
Когда ж три месяца прошло в веселье непрерывном,
Отец невесты взял с собой всех родственников новых
935 И с ними зятя своего, назад домой поехал
И свадьбу новую сыграл — еще пышнее первой.
Глядел стратиг на юношу, безмерно восхищался
И послушанию его, и храбрости разумной,
И нраву его кроткому, и знанию приличий.
940 А стратигисса радостно глядела, как прекрасен,
Как необычен он[306] на вид и всех лицом приятней.
Не отходили от него невесты оба брата,
Что похвалялись без конца деяньями своими.
Восславим же всевышнего, единого, благого[307],—
945 Ведь там, где надо управлять великими делами,
Господь устраивает все — не сомневайтесь в этом!
И по заслугам воздадим мы богу благодарность,
Ведь блага все, какие есть, лишь он нам доставляет.
Когда же в тех местах они довольно погостили,
950 В обратный путь отправился эмир, в свое жилище,
Отправился и Дигенис домой с любимой вместе,
И вновь с великим торжеством к себе они вернулись.
Достойно вышел юноша из тяжких испытаний,
За подвиги отважные прославился повсюду,
955 И разнеслась молва о нем чудесная по свету.
И в одиночестве он жить задумал на границах,
Лишь девушку[308] со слугами с собою взял в дорогу;
Желал безмерно Дигенис уединенной жизни,
Чтоб одиноко мог бродить, попутчиков не зная.
960 Пришел на место новое, поставил он палатку,
И начал вместе с девушкой там жить уединенно;
И две прислужницы ее в другой палатке жили,
А в третьей жили отроки чудесные Акрита,
И друг от друга далеко палатки находились.
965 Когда же о супругах весть дошла до апелатов,
Вступили в заговор они, чтоб девушку похитить,
Но победил их Дигенис и перебил нещадно[309];
Весь Вавилон[310] завоевал, не зная поражений[311],
Багдад и Тарс[312] он покорил, и маврохионитов[313],
970 И многие владения свирепых эфиопов[314].
О смелых подвигах его услышал император,—
А над землей ромейскою в те годы был поставлен
Счастливый и прославленный трофеями Василий[315],
Что славу императоров[316] унес с собой в могилу.
975 Случилось, что отправился в поход он против персов[317]
И оказался в тех местах, где находился отрок.
Немало подивился он, проведав о герое,
Охвачен был желанием увидеть Дигениса
И отослал ему письмо с такими он словами:
980 «О всех деянияхв[318], дитя, которые свершил ты,
Узнала царственность моя, и радости полны мы,
Благодарим всевышнего, что шлет тебе поддержку.
Внемли желанью нашему — предстань пред нашим взором
И за дела свои прими достойную награду.
985 Итак, иди к нам с радостью, не зная колебаний,
Не бойся, что подвергнешься опасности нежданной».
Прочел посланье Дигенис, ответ такой отправил:
«Слугою я ничтожнейшим твоей останусь власти,—
Пусть и не будет доли мне в твоих благодеяньях.
990 Какому же из дел моих дивишься ты, владыка?
Ведь робок и смиренен я, и нет во мне отваги.
Но все возможно совершить по милости господней,
И если своего слугу ты захотел увидеть,
Сюда скорее приходи, и у реки Евфрата
995 Желанье сбудется твое, владыка мой священный.
Не думай, будто не хочу перед тобой явиться,
Но знаю — есть в твоих войсках неопытные люди;
Неподобающую речь могу от них услышать,
И меньше станет слуг твоих.— не сомневайся в этом,—
1000 Нередко ждет ведь молодых такой удел, владыка».
За словом слово прочитал посланье император
И скромной речи отрока немало подивился,
И рад был, что высокую его отвагу понял.
Желая видеть юношу во что бы то ни стало,
1005 С собою сотню воинов он захватил в дорогу
И копьеносцев несколько и выступил к Евфрату,
А слугам строго повелел, чтоб ни единым словом
Никто не вздумал нанести Акриту оскорбленье.
И вот заметили его посты сторожевые,
1010 Известье быстро принесли, что император близко
От Дигениса славного, чудесного Акрита.
И Дигенис тогда один навстречу гостю вышел
И низко голову склонил в почтительном поклоне,
Промолвил: «Здравствуй, господин, от бога власть ты принял,
1015 Из-за нечестия племен[319] над всеми воцарился!
Случиться как могло со мной, что всей земли владыка
Изволил появиться здесь передо мной, ничтожным?»
Был император поражен, когда его увидел,
И вот, достоинством своим пренебрегая царским,
1020 Сошел он с трона, радуясь, открыл ему объятья
И целовать героя стал, дивясь его сложенью,
Избытку красоты его, никем не превзойденной.
«Дитя,— сказал он,— дел твоих свидетельство я вижу,
Поистине, весь облик твой — отваги подтвержденье.
1025 О если бы четырех, как ты, Романия имела!
Проси, что хочешь у меня, без всякого стесненья
И, что угодно, забирай из моего ты царства!»
«Всем управляй, владыка мой,— ему ответил отрок,—
А для меня достаточно любви твоей высокой.
1030 Несправедливо брать дары, дарить — намного лучше,
И без того на воинов ты тратишься безмерно[320].
Лишь вот о чем[321] прошу тебя, прославленный владыка:
Имей любовь к покорности и состраданье к бедным,
Коль терпит[322] беды подданный — спасай от беззаконий,
1035 Коль согрешит невольно он — даруй свое прощенье,
Не поддавайся клевете, оставь несправедливость,
Грозою будь еретиков, опорой православных,—
То высшей справедливости оружие, владыка,
Оружьем этим всех врагов ты одолеть сумеешь.
1040 И знай, владеть и царствовать — от силы не зависит:
То бога одного лишь дар, всевышнего десница.
А я, из всех ничтожнейший, твоей дарую власти
Ту дань, что приносили мы Иконию[323] доселе,—
Вернешь наперекор врагам сполна богатства эти
1045 И позабудешь, господин, подобную заботу
Ты прежде, чем душа моя от тела отделится».
И счастлив император был, слова его услышав,
И так сказал: «О юноша, чудесный, несравненный,
Моею царственностью ты патрикием[324] назначен,
1050 Владенья деда[325] твоего я все тебе дарую
И на границах управлять предоставляю право.
Скреплю пожалованья все надежно хрисовулом[326]
И царские одежды дам тебе я дорогие».
Лишь услыхал то юноша[327], приказ немедля отдал,
1055 Чтоб привели к нему коня стреноженного слугй.
Неукрощенный был тот конь, не знал он господина,
И слугам Дигенис сказал: «Бежать его пустите».
Одежды полы[328] накрепко за пояс свой заправил
И за животным бросился, стремясь его настигнуть.
1060 На расстоянье небольшом схватил коня за гриву;
И повернулся конь тогда назад, огромный, дикий,
Лягался он и громко ржал[329], и убежать стремился,
Но перед императором тот юноша[330] отважный
Поверг коня и на земле оставил распростертым,
1065 И небывалым зрелищем поражены все были.
Назад герой направился, но лев из рощи вышел[331],
И все, стоявшие вблизи, перепугались сильно,—
Немало ведь свирепых львов в той местности встречалось;
И в страхе император сам искал спасенья в бегстве.
1070 А Дигенис напал на льва, не медля ни минуты,
За лапу заднюю его схватил рукой умело,
Тряхнул с великой силою, поверг на землю зверя
И окружавшим показал[332], что лев лишился жизни.
Затем он поднял хищника рукою, словно зайца[333],
1075 И императору поднес, сказав: «Прими добычу!
Тебе в подарок твой слуга поймал ее, владыка».
И были все потрясены, охваченные страхом,
Сверхчеловеческую мощь увидев Дигениса;
И император сам тогда, воздев высоко руки,
1080 Промолвил: «Славься наш господь, все сущее создавший!
Ведь счастье даровал ты мне узреть такого мужа,
Что в поколенье нынешнем всех превзошел отвагой».
И взять ту шкуру львиную велел своим он слугам,
И много обещаний дал чудесному герою;
1085 Друг друга обняли они, отправились обратно:
Назад к войскам[334] вернулся царь, а юноша —к любимой.
И с той поры по всей земле молва пошла об этом,
И все назвали юношу Василием Акритом,—
Ведь на границах[335] правил он, согласно хрисовулу.
1090 Однако прекратить пора повествованье наше,
Историю дальнейшую другой оставим книге.
Ведь говорит наставник мой[336] о том, что многословье,
Когда бы ни пришло оно,— всегда враждебно слуху.