Повествование ведется в третьем лице, за исключением V и VI книг, где герой сам рассказывает о себе. Перед нами достаточно правильный литературный греческий язык XI—XIII вв., не свободный, правда, от вульгаризмов. Вместе с тем чувствуется влияние памятников позднеантичной и византийской литературы и греческого перевода Библии. Лакун и трудных для понимания мест в тексте почти нет. Это выгодно отличает ГФ от остальных версий. Другое преимущество ГФ — простота и ясность изложения, стройность композиции. Представленная наиболее древней рукописью, ГФ вместе с тем, по мнению исследователей, в целом лучше других версий отражает первоначальную редакцию поэмы[551]. Ряд особенностей этой версии придает ей специфически византийские черты — больший, сравнительно с другими версиями, историзм, обилие деталей, характерных для обстановки того времени, ряд выражений из военной и административной областей. Встречаются здесь и отсутствующие в других версиях отголоски отдельных событий (например, свидетельство об обесценивании монеты — IV, 705; упоминание о дани, которую империя платила Иконию —IV, 1042 сл. и др.), что весьма существенно для датировки как самой ГФ, редактировавшейся, по всей вероятности, в XIII в., так и первоначальной редакции поэмы. Все это побудило нас предпринять перевод именно с текста ГФ.
Одновременно ГФ носит явные следы ученой, монашеской обработки. Фольклорный, сказочный элемент здесь в известной мере отступает на второй план. Многочисленны литературные реминисценции, большинство которых, кстати сказать, наиболее хорошо передано именно в ГФ. Встречаются риторические отступления в стиле поздней античной софистики (например, рассуждения о могуществе любви в начале III и IV книг, о заблуждениях юности — в начале V, о красоте мая — в начале VI, о тщете всего земного — в начале VIII). Изложение неоднократно и часто без особой нужды прерывается авторскими объяснениями и поучительными сентенциями. Принадлежность автора ГФ к церкви особенно ярко проявляется в благочестивых отступлениях — как при изложении тех или иных событий, так и в речах героев. Особенно показательна в этой связи III книга, посвященная, по сути дела, пропаганде христианства среди мусульман (речь эмира к матери). И вместе с тем автору хорошо известны мусульманские реликвии, сплошь и рядом он тепло и без всякой вражды говорит о мусульманах; с другой стороны, он отдает дань античной культуре и языческим суевериям.
Рукопись Трапезунтской версии содержит 90 листов и датируется XVI в. В поэме 3182 политических стиха, десять книг. К сожалению, рукопись в довольно плохом состоянии: здесь целый ряд лакун, часть их — следствие утраты отдельных листов рукописи, часть вызвана пропусками в тексте, служившем оригиналом переписчику. Особенно досадны лакуны первого рода — мы лишены всей I книги Т, начала II, части VII, конца X, и это — лишь самые крупные пропуски. Уцелевшая часть II книги начинается с поисков братьями сестры в лагере эмира; повествование обрывается на предсмертной речи Дигениса к своей жене.
Язык Т также литературный, но уже менее правильный, чем ГФ; здесь значительно больше вульгаризмов. Все же, сравнительно с другими версиями, Т стоит ближе всего по языку к ГФ, хотя ее изложение не отличается такой же ясностью. Немало мест в тексте свидетельствует о непонимании переписчиком находившегося в его распоряжении оригинала. Однако Т — отнюдь не более поздний и худший вариант ГФ, а во многом самостоятельная редакция. Отдельные ее эпизоды (первая встреча Дигениса с апелатами; рассказ о воине Анкиле, сраженном героем; расправа Дигениса над поваром) отсутствуют в ГФ. Как и остальные версии, она в отличие от ГФ называет императора, посетившего Дигениса, Романом, а в конце VII книги сообщает о дарах, посланных герою императором Никифором. Эта версия дает интересные варианты имен действующих лиц поэмы, отдельные новые детали в генеалогии героя. Вместе с А она приводит не встречающееся в ГФ имя жены Дигениса — Евдокия. Интересно упоминание здесь μαγούλιοι, обозначающее, по всей видимости, монголов и позволяющее вместе с некоторыми другими свидетельствами отнестп составление Т ко второй половине XIII в.