Дикая девочка. Записки Неда Джайлса, 1932

Больше я ничего о Маргарет Хокинс не слышал. Насколько мне известно, ни она, ни Альберт Вейлор не вернулись из Сьерра-Мадре. Многие годы я внимательно просматривал списки новых научных публикаций, надеясь увидеть там ее труд о диких апачах, время от времени названивал на кафедру антропологии Аризонского университета, чтобы узнать, нет ли о ней вестей. Но она так и осталась в списке пропавших без вести в ходе полевых исследований, а несколько лет спустя в ее честь даже назвали книжную серию – «Мемориальная библиотека культурной антропологии Маргарет Хокинс».

Что случилось с Маргарет и Альбертом? Что сталось с моей юной апачской женой Чидех, моим сыном и всеми остальными дикими апачами? Их поймали и убили в конце концов мексиканцы, доведенные до границ выживания, как и многие другие люди, некогда населявшие эти волшебные края? Эти вопросы преследуют меня всю жизнь. А ответов у меня нет. Как часто мне они снились – Маргарет, Альберт, Чидех и наш сын выбегают из вигвамов, а в деревню вломились солдаты, они палят из ружей во все, что движется, потому что обучены так палить. После таких снов я вскакивал весь в поту, дрожа от ужаса, неизбывного сожаления и стыда, которые будут преследовать меня до могилы. Я должен был к ним вернуться. Не понимаю, почему я этого не сделал. Думаю, потому что в конце концов я был слишком молод, и мне казалось, что впереди у меня уйма времени. А с другой стороны – что я мог бы для них сделать?

А потом, как это бывает, меня засосала жизнь. Это может показаться недостаточным извинением, но нужно помнить: и когда смотришь вперед, и когда оглядываешься назад (несмотря на приобретенную мудрость), многое видится в искаженном свете. Когда умерли мои родители, мне было всего шестнадцать, я рванул вперед, не оглядываясь назад, и не оглядывался долгие годы; я был занят моей жизнью, моей карьерой, что теперь представляется мне своего рода способом отвлечься от страшных событий давно минувшего 1932 года. Еще совсем молодым я понял, что многое кончается плохо, что нужно одолевать одну ступеньку за другой. Это я и делал. Но со временем становишься стариком и уже никуда не бежишь, и уж тем более никого не обгоняешь, и тогда из тьмы на тебя бросаются все позабытые чудовища.

Однако время от времени мне снится другой сон, такой, в котором многое кончается хорошо, сон, в котором Люди, а среди них Маргарет с Альбертом и Чидех с моим сыном, остаются живы. В этом сне они отыскали другую потаенную долину, гораздо южнее, в самых дебрях Сьерра-Мадре, куда никогда не доберутся ни мексиканцы, ни белоглазые. На краю долины бьет родник, его искрящаяся вода струится через всю долину. Ручей полон упитанной форели, а луга, по которым он течет, изумрудно зелены. Там растут цитрусовые и другие полезные деревья, на ветках золотятся лимоны и апельсины, в листве заливаются пестрые птицы, они то чирикают и щебечут, то говорят на человеческом языке. В этой долине люди построили поселок, их вигвамы покрыты тканью самых ярких расцветок. Женщины там ходят в платьях немыслимой красоты, сшитых из материи, которую поставляют другие индейские племена, мастера по окраске и узорам. Их изумительные украшения взяты из сокровищницы Монтесумы, которую когда-то спрятали от испанских завоевателей и только недавно обнаружили.

В этом сне я, совсем молодой, еду в эту долину верхом на крупном белом муле. Рядом со мной на танцующей под седлом охотничьей лошадке скачет мой старый друг Толберт Филлипс-младший, одетый непонятно почему в смокинг с черным галстуком. Позади нас на ослике поспешает Хесус, ведя в поводу нескольких вьючных мулов с поклажей Толли, в том числе с шампанским и прочими диковинами. Люди выходят из вигвамов поздороваться с нами – мужчины, женщины и дети, целые толпы радостно возбужденных детей, женщины весело, по своему обыкновению, щебечут. Там и маленький Джералдо Хуэрта, и маленький Чарли Маккомас – счастливый и важный малыш с рыжими волосами. У загорелой до черноты Маргарет за спиной привязан ребенок, а рядом с ней стоит Альберт. К нам навстречу идет своей забавной переваливающейся голубиной походкой старый Джозеф и улыбается во весь рот. Поодаль виднеется Браунинг, как всегда, подтянутый, исполненный благородства. Он снимает с головы котелок и кланяется Толли со словами: «Чем могу служить, сэр?»

В моем сне la niña bronca оказывается передо мной в седле моего мула, как будто падает с неба, хихикает и обнимает меня, она пытается повернуться ко мне лицом, ее стройные бронзовые ноги укладываются поверх моих.

– Я знала, что ты вернешься ко мне, муж мой! – говорит она.

– Где вы так задержались, братец? – спрашивает Маргарет, глядя на меня с упреком. – Мы заждались вас.

– Я заблудился, – отвечаю я. – Все это время я пытался вернуться.

– У вас ведь никогда не было верного чувства направления, белоглазый, правда? – говорит Альберт.

Наконец Джозеф подходит. Сияя, он поднимает руки ладонями вперед – это общее для всех приветствие.

– Я думал, вы умерли, – говорю ему я.