Дикая девочка. Записки Неда Джайлса, 1932

Каждый из апачей, кто участвовал в памятном событии, песней и танцем изобразил свою роль в нем. Наконец, настала очередь Индио Хуана, и мы увидели танец еще более дикий и услышали песню, граничащую с безумием.

– У него с головой непорядок, – заметил Альберт. – Взгляните на остальных. Видно, что они его боятся… А вот сейчас он поет о том, что Маргарет должна стать его рабыней, что она по праву принадлежит ему, а вовсе не Чарли. Заявлять такие требования в танце, при всем племени – это серьезное нарушение этикета.

Я бросил косой взгляд на Чарли. Его лицо словно окаменело и не выражало решительно никаких эмоций.

Индио Хуан закончил, теперь настала очередь la niña bronca, она грациозно встала, вышла в центр круга и начала свой танец. В ее условных движениях я разглядел момент, когда она хищной птицей упала мне на спину и приставила нож к моему горлу. Все это было исполнено с неподражаемой, незабываемой грацией. Так же, как она казалась прекрасным бутоном, когда немного ожила среди нас, теперь, когда она вернулась к своему народу, она раскрылась во всей своей юной женственности, уверенной в себе и радостной. Куда подевалось жалкое запуганное существо, скорчившееся на каменном полу, какой я впервые увидел ее несколько недель назад! Перед нами танцевала темнокожая, налитая, очаровательная молодая женщина, она танцевала при свете пламени, под полной Луной, и я не мог оторвать от нее глаз.

У костров расположилось несколько небольших группок женщин, они болтали, наблюдая за танцующими, то и дело поглядывали на нас и хихикали.

– Ну вот, они приближаются, – проговорил Толли, увидев, как несколько женщин встали и направляются к нам. – Наши палачки. Никогда я не хотел слиться с природой до такой степени, как сейчас.

– Церемониальные танцы закончились, – объявил Альберт. – Сейчас начинаются общие танцы.

– Не говорите никому, что вы гомик, Толли, – сказал я. – Как бы вам не было еще хуже. Помните, что говорил Альберт?

– Премного благодарен, Джайлс, – с сарказмом в голосе отозвался он. – Я, пожалуй, не стану приглашать на танец мальчиков.

Женщины заставили нас встать и повели к танцующим. Мы чувствовали себя несуразно огромными и неуклюжими рядом с ними. Апачи – народ невысокий, компактный, мужчины, как на подбор, широкоплечие с выпуклой грудью и налитыми мускулами; женщины также хорошо сложены, крепкие, сильные, с красивыми чертами лиц, смуглой кожей и темными глазами, маленькими руками и ногами. Рядом с ними мы сами себе казались неловкими гигантами.

Всех немало позабавили наши с Толли первые робкие па, кое-кто из зрителей так развеселился, что от хохота в буквальном смысле слова катался по земле. А вот умение танцевать Альберта произвело на них впечатление. Несмотря на то, что церемониальные танцы в резервациях и управляемых белыми школах были строго запрещены, Альберт, как и многие другие апачи, втайне выучил запретные движения.

Маргарет тоже привели в круг танцующих. Высокая и стройная, она двигалась более изящно, чем мы, не так рабски подражала движениям наших хозяев. Возможно, живя ребенком среди южноамериканских племен, она немного научилась их танцам, потому что сейчас ее движения отличались точностью, соответствием какому-то внутреннему ритму, плавностью и порывистостью, и мало кто не смотрел на нее и не восхищался ею.

И вот тут начало происходить нечто странное. Как бы ни были мы измучены приключениями этого дня, необычностью этого нового края, пугающей неопределенностью нашей судьбы, нас понемногу начала захватывать эта гипнотическая музыка, своеобразный аритмичный танец, сверхъестественная атмосфера самого места. Мы предались всему этому, позволяя барабанному рокоту затронуть самые глубинные, первобытные струны души, мы инстинктивно поняли, как надо танцевать, начали делать правильные движения. Маргарет рассказывала, что танец был первым способом общения между людьми, первой формой искусства, первым развлечением, и с начала времен хомо сапиенс танцевал, празднуя любовь и войну, и все, что находится между ними; танец – единственное действие, общее для всех культур на земле. И вот, захваченные музыкой, мы позабыли обо всем остальном, в неизвестно откуда взявшемся радостном угаре позабыли даже о том, что жизни наши висят на волоске. Немыслимо было поверить, что эти улыбающиеся, смеющиеся люди, среди которых мы кружились и скакали в мерцающем свете костров, намерены с наступлением утра убить нас, прогнать через поселок и забить насмерть камнями и палками, проткнуть копьями и ножами. Джозеф рассказывал, что именно таким образом апачи обыкновенно расправляются с пленниками, предоставляя делать это женщинам и детям, ибо воину такое занятие не подобает.