Дикая девочка. Записки Неда Джайлса, 1932

Кое-какие факты вы обязательно должны узнать, Недди. И то, что произошло именно со мной, и то, что я собрала по крупинкам за то время, что нахожусь здесь. Они не из тех, что вместятся в ваш видоискатель, их не запечатлеешь с помощью фотографий и даже не опишешь в дневниковых записях, где фиксируют события дня. В этом Толли совершенно прав.

После того как вы, Альберт и Толли ушли, главным моим делом стало поддержание жизни несчастного Браунинга и создание ему максимально удобных в наших обстоятельствах условий. В поселке под нами стояла тишина, костры догорели до едва мерцавших угольев. Когда Браунинг снова задремал, я выбралась из пещеры. Что за зрелище предстало моим глазам! Площадка, на которой мы танцевали, больше всего напоминала поле после битвы или после мощной эпидемии чумы: повсюду вповалку валялись не подававшие признаков жизни тела, стояла нестерпимая вонь от смеси дыма, ружейного пороха и блевотины. Гуляки безмятежно спали в предутренней тишине, некоторые, правда, храпели, а кое-кто стонал или невнятно бормотал свой пьяный бред. Внезапно откуда-то высунулась вялая рука и ухватила меня за лодыжку, но я вырвалась и поспешила прочь.

Не без труда я отыскала вигвам, где я вас штопала, и переоделась там в мои собственные вещи – сапоги, бриджи и куртку. Я захватила одеяло, ваш кофр с камерой и штативом и эти самые блокноты, отыскала немного вяленого мяса и какие-то лепешки, чтобы отнести Браунингу, даже если он еще не съел то, что приносила девочка. Потом спустилась к ручью и наполнила водой глиняный кувшин. Вода была свежая, холодная и великолепно искрилась в первых лучах зари, что при других обстоятельствах могло бы показаться жизнерадостным.

Браунинг проснулся, как только я вошла в пещеру. Он казался вялым, плохо ориентировался в пространстве и стал еще бледнее, чем раньше. Я спросила его, как он себя чувствует.

– Все как в тумане, мисс, по правде говоря, – ответил он. – Ужасно болит голова.

– Выпейте водички, – я поднесла кувшин к его губам. – Я принесла вам кое-что поесть.

Он попил.

– Ах, мисс, как это мило с вашей стороны, – поблагодарил он. – Однако у меня совсем нет аппетита.

– Мы с вами остались одни, мистер Браунинг, – с казала я. – Только вы и я. Может быть, вы будете называть меня Маргарет? А я вас – Гарольд.

– Очень хорошо, Маргарет.

– Правда же, так гораздо лучше?

– Правда, – сказал он и улыбнулся… милый, дорогой наш Браунинг… благородная душа. – Как вы думаете, мисс… ох, простите, пожалуйста, как вы думаете, Маргарет, что произойдет, когда они обнаружат, что наши убежали?

– Не знаю, Гарольд. Думаю, они бросятся в погоню.

– Да, этого следует ожидать, – согласился он. Потом пожевал немного вяленого мяса, я попыталась предложить ему лепешку. – О х, Боже мой, жесткая какая! – проговорил он. – Ничего не стоит зуб сломать, и я, кажется, сломал.

– Вам, наверное, лучше еще поспать, – предложила я.

– Я очень устал. Глаза сами закрываются.

– Я тоже устала, – призналась я. – Я принесла нам одеяло. Простите за такую просьбу, Гарольд, но, надеюсь, вы не будете возражать, если я лягу рядом с вами. Очень тут холодно.

– Я вовсе не возражаю, Маргарет, – с казал Браунинг. – Мне это очень приятно.

И вот я примостилась за спиной Браунинга, укрыла нас обоих одеялом, обхватила его рукой и прижалась к нему.

– Пока мы не уснули, расскажите немного о своей жизни, Гарольд, – попросила я. – Хоть что-нибудь… Вы не говорили, были ли вы женаты, была ли у вас семья.

– Моей семьей всегда были мои хозяева, мисс, – ответил он.

– А вы были влюблены, Гарольд?

– Да, Маргарет, был. Один раз.

– Расскажите мне о ней.

– Хорошо, Маргарет. Я рассказывал вам, что провел несколько лет в Африке с моим прежним хозяином, лордом Кроули? Да, в Кении. Лорд участвовал там в добыче золота. В первый раз мы туда приехали… я думаю, в… 1921-м. Прожили на континенте первую половину 1920-х… Славное было время…

И Браунинг принялся рассказывать мне историю женщины, в которую был влюблен.

– Наша любовь была запретной, Маргарет, – сказал он. – Она была африканкой, из племени кикуйю, и работала служанкой у одного из младших партнеров по бизнесу моего господина. Она была так волшебно красива…

Браунинг говорил тихо, припоминая подробности своей запретной любви, мало-помалу он перешел на шепот, а потом его речь прервалась и он погрузился в сон. Я тоже уснула, все так же прижимаясь к нему и обхватив его рукой. Когда я проснулась, Луна уже спустилась к горизонту, занимался день. По холоду, шедшему от тела, которое я все еще обнимала, я догадалась, что Браунинг умер.