А вот Ривза видели многие. Ходил по городу пьяный и довольный. Хвалился, что теперь денег у него будет намерено! Как только ему понадобится, так сразу и дадут. Но он все равно отомстит этой девке (это мне, надо полагать) и мелкому засранцу, что сбежал и бросил папку одного. Тут он начинал плакать пьяными, фальшивыми слезами.
Про суд тоже было известно, но неофициально. Просто один другому шепнул, и пошло - поехало. Так что люди знали, что через неделю в одиннадцать часов утра состоится заседание суда, и многие намеревались прийти на заседание. Запретить им посетить сие мероприятие никто не мог, всё- таки мы в США, оплоте демократии. А мне вот другое интересно. Поскольку заседание уже совсем скоро, то судебный чиновник не мог не знать об этом, но ничего мне не сказал - ни дату, не место.
Не хотел, чтобы я знала? То есть, они все обсудят между собой, а меня, как проигнорировавшую заседание, просто поставят перед фактом. Ну, уж фигушки вам! Моя агронома из Питера, та выражалась ещё конкретнее и понятнее в таких случаях: "Хрен вам в сумку!" И это она не про пряное растение, если что. Я обязательно там буду и буду сражаться за себя, за своих близких, за свою землю.
Кстати, наша новая сметана, точнее, густые сливки, в торговле зашли народу очень хорошо, у Клери все выпытывали, как мы получаем такую вкусноту. Клери отшучивалась, но держала оборону. Явные задатки партизанки у нее точно есть.
На следующий день к нам примчался весь пропыленный, взмыленный, не хуже своего коня, Хантер. Плюхнувшись в кресло в гостиной, он с жадностью выпил два стакана ягодного морса с ледника (ой, не заболел бы!). Отдышавшись, спросил:
- Ты уже знаешь?
- Ты про суд? - Хантер кивнул головой.
- Знаю, конечно. Приезжал судебный чиновник, стращал. Но, знаешь, мне показалось, что ему не интересна вовсе судьба мальчика или лошади, и даже сумма иска, совсем уж неприличная, которую заявил этот пропойца, а интересует моя земля.
Хантер задумчиво сказал:
- Я давно говорил, что все непросто. Просто ничего конкретного, но что- то есть, какая- то возня тайная идёт. Как бы потом поздно не было. А хочешь, мальчика с его пони я спрячу у нас в поместье? Вряд ли его у нас искать будут. А мама против не будет, ей заботиться будет о ком, когда я уеду.
Ну, тоже вариант. Но только если у меня ничего не получится. Как вариант последней надежды. Но убийца ребенка не получит. Хантер пообещал, что на заседание они приедут всем семейством. Жаль только, что они не могут быть свидетелями, не было их в тот день в городе. Вот Мейфорды были, и даже миссис Глория рассказывала, что они все видели. Но свидетельствовать они точно не будут. У них сейчас и так сплошное "веселье", и почему- то именно меня назначили виноватой за все. Миссис Глория дуется, Говард пребывает в унынии, лишь одна Аделина счастлива до неприличия, щебечет, аки птаха, порхает бабочкой и, кажется, совсем забыла о своем интересном положении.
И вот эта неделя промелькнула так, что мы и оглянуться не успели. И завтра, чуть свет, выезжаем в Монро.
Едем проверенной командой - я, Клери и Николя. Жана, разумеется, не берём. Нечего мне ещё раз ребенка травмировать. Мы договорились, что если пойдет что- то не так, то Клери потихоньку выходит, говорит Николя, тот садится верхом на Дарки (он его единственного к себе подпустит), скачет в поместье, там Поль прячет мальчика и малыша Лаки у своих родителей до завтра. А завтра приезжает Хантер и забирает их к себе в поместье. Вот такая сложная многоходовая комбинация. Зато так никого не смогут ни найти, ни обвинить.
Но очень хочется надеяться, что обойдёмся без этих крайностей. Но, как говорят, человек предполагает, а Бог располагает. Так что все может случиться. Когда подъехали к зданию суда, я даже удивилась. Казалось все население Монро, за исключением грудных младенцев и глубоких стариков, пришло сюда. Когда мы пошли с Клери в здание (Николя остался с лошадьми, и как наш засадный полк), люди расступились, освобождая проход. Послышались выкрики:
- Держитесь, леди! Задайте им перцу! Пусть забирают своего Ривза! Нам в городе убийцы не нужны!
В зале заседаний тоже яблоку негде было упасть, несмотря на открытые настежь двери, было очень душно. Все, как я видела в псевдоисторических фильмах - ряды скамеек, забитые до отказа зрителями, впереди две скамьи, на одной довольно скалился Самуэль Ривз, для разнообразия трезвый и одетый в чистую одежду. На этой же скамье, только немного подалее, сидел господин, раньше такие карикатуры рисовали на американских олигархов - высокий цилиндр на голове, брезгливое выражение лица, пышно повязанный галстук подпирал обвисшие щеки. Черный сюртук, горчичного цвета (да что тут за мода - у каждого второго мужика портки этого цвета?) брюки, лаковые, сверкающие штиблеты. Руки опирались на трость. Я его не знала, впрочем, я в городе многих не знала, так что это не показатель.