Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Днем моя психика занимала себя гротескными решениями непрекращающейся материнской драмы, но по ночам в отместку обрушивала на меня свою внушительную ярость. Мошенница. Лгунья. Дура. Голоса в моей голове были безжалостны. Следующие два года они становились все громче и громче, пока не превратились в неотвязные привидения, наседавшие на меня ежедневно, причем наиболее агрессивно – в предрассветные часы, когда моя защита была слабее всего. Я стала пить красное вино стаканами, чтобы помочь себе уснуть. Но все равно не могла подавить эти голоса. Каждую ночь просыпалась как подброшенная, ровно в два часа. И еще час, а иногда дольше, лежала не шевелясь, дожидаясь, пока закончится бесконечная петля уничижительных мыслей; они не прекращались, пока рассвет не пробивался по краям штор в нашей спальне.

Это повторялось ночь за ночью. Джек лежал на расстоянии руки от меня, забывшись мертвым сном. Иногда я хотела его разбудить, думая, что он, возможно, поймет и сможет разговорами избавить меня от этой пытки, но муж и так уже был растерян и измотан моим несчастьем. Он видел, как я не первый месяц съезжаю с катушек, и изо всех сил старался меня поддерживать. Он зазывал меня с собой на пробежки по пляжу и неутомимо штудировал статьи о физических нагрузках как лекарстве от депрессии. Нужно было, чтобы хоть один из нас спал. Я решила – пусть это будет Джек.

Все мои близкие знали, что я страдаю.

– Просто скажи мне, что сделать, – просил Джек. – Что бы ни было тебе нужно, я сделаю.

– Я проходил через это, милая, – говорил отец. – Ты у меня стойкая. Ты справишься.

– Давай позвоним моему психотерапевту, – предлагала Марго. – Она поможет.

– Не слушай ночные голоса, – внушала мне Кира по телефону. – Они делают вид, будто знают все ответы, но на самом деле понятия не имеют, о чем толкуют.

– Лекарства, – советовала Малабар. – Сильные. Эту тварь нужно выбивать кувалдой.

Но моя депрессия была еще и скучной – ею было скучно жить, скучно ее объяснять, скучно быть с ней. Мне было скучно от собственного замкнутого круга, и я была уверена, что смертельно наскучиваю всем окружающим. В конце концов, я сама это на себя навлекла, приняв ряд решений, приведших меня туда, где я оказалась: не в тот город, не в ту профессию и, вполне возможно – об этом думать было труднее всего, – к браку не с тем мужчиной. Чем так провинился Джек, чтобы посадить себе на шею эту исчерпанную до дна версию меня?

Я начала ненавидеть жизнь в Сан-Диего с его бесконечными солнечными днями и безупречно одетыми обитателями. Я скучала по неряшливой суете Нью-Йорка и начинала воображать, как буду делать карьеру в литературном мире. На моей прикроватной тумбочке старые политические журналы сменились новыми выпусками Paris Review и Granta. Могло ли такое случиться, что Джек захочет вернуться вместе со мной на восток? Мой муж был счастлив в Сан-Диего; он любил свою работу, наш дом и свой режим. Он без особой охоты сказал мне, что готов переехать, но мы оба знали, что все в нем этому противилось. Кроме того, никто из нас не мог с уверенностью сказать, что это будет его последняя жертва.

– Я не вынесу, если мне придется бросить все, что люблю, и в итоге остаться еще и без тебя, – признался он.

* * *

В конце ноября, чуть больше чем через два года от нашей свадьбы с Джеком, сердце Лили не выдержало. У нее случился инфаркт в ресторане, и она скончалась по дороге в больницу. Бен буднично сообщил об этом Джеку, и тот передал эту новость мне в такой же манере. Для меня было немыслимо остаться без матери. Так же невообразимо, как проснуться без солнца. Но Джек не развалился на части. Он не заплакал, выслушав эту новость. Лишь провел вечер в забытьи планирования, покупая авиабилеты в Бостон на накопленные мили, составляя обширный список вещей, которые нужно взять с собой, и звоня другим членам семьи, сообщая новости, заботясь об их чувствах.

Еще не успело солнце опуститься за Тихий океан, как позвонила Малабар. Я на миг замешкалась, гадая, мое ли это дело – говорить ей о смерти Лили. А потом эти слова сами высыпались из меня.

– Я уже знаю, Ренни, – сказала она. – Бен позвонил мне первой.

Я задумалась, правда ли это, что Бен позвонил моей матери раньше, чем связался с Джеком или его сестрой. Наверное, Малабар просто хотелось в это верить. Потом сказала мне, что решила не присутствовать на похоронах Лили. Неужели она действительно думала о том, чтобы пойти?

Я видела, как в соседней комнате расхаживает в тихой печали Джек. Голос моей матери в трубке был сдержанным, но под этой сдержанностью я улавливала вибрирующий гул надежды. Малабар вскоре будет встречаться с Беном. Этот роман, родившийся из поцелуя десяток лет назад, потенциально мог наконец принести плоды. Возможно, она наконец получит жизнь, о которой всегда мечтала.