Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Во время наших еженедельных сеансов доктор Б. указывала все моменты, в которых я ставила потребности матери выше своих собственных. Она предупреждала меня всякий раз, когда я находила очередные оправдания поведению Малабар.

– Как думаете, возможно ли такое, что вы влюбились в Джека с целью угодить матери?

– Ни в коем случае, – возразила я. И перечислила многочисленные качества Джека, заслуживавшие любви. – Малабар не имеет к этому никакого отношения.

Доктор Б. улыбнулась. Мне захотелось дать ей пощечину.

Видя, что после пары месяцев этих еженедельных бесед моя депрессия не показывает никаких признаков облегчения, а я по-прежнему остаюсь обессиленной и неспособной увидеть в будущем никакого светлого пятна, доктор Б. выписала мне антидепрессант. Через пару недель после начала приема этого лекарства я почувствовала, как подо мной начинает вспухать большая волна, и обнаружила, что могу поймать эту волну и на ее гребне устремиться вперед. Такие «поездки» можно было назвать не иначе как чудом: мой аппетит возвращался, идеи текли рекой, будущее делалось видимым. Но вскоре волна теряла силу, и я вновь дрейфовала без руля и ветрил. Доктор Б. выписала другую комбинацию лекарственных средств – чуть увеличить дозу того, добавить капельку этого. После пробы каждого нового коктейля я восхищалась ее способностью укрощать ветры и приливы. Мое настроение взлетало, и пару эйфорических дней или недель я была способна видеть свою жизнь отчетливее. Но ничто из этого не действовало подолгу. Небольшой подъем означал небольшой спад; больший подъем – больший спад.

* * *

А в Массачусетсе Бен и Малабар соединили свои жизни с поспешностью, которая шокировала даже наших родственников и близких друзей. Никто из нас не удивился, что они снова протоптали дорожку друг к другу, но, учитывая скандал, окружавший разоблачение их связи, и такую недавнюю смерть Лили, все допускали – даже надеялись, – что правила приличия будут диктовать какие-никакие временные рамки. Мы были уверены, что они выждут хотя бы год, прежде чем сделать свои отношения достоянием общества.

Они не стали ждать.

Бен переехал в дом Малабар на Кейп-Коде, не прошло и двух месяцев после смерти Лили. Вскоре после этого они объявили о намерении пожениться.

Джек и Ханна возражали, требуя уважения к памяти своей матери.

– Да зачем так спешить-то? – спрашивал Джек отца.

Я умоляла свою мать подождать.

– Ты уже победила, – говорила я, пытаясь подольститься к ней. – Уже заполучила этого мужчину. Ради Джека и Ханны, ради чувств всех остальных, почему бы не подождать хотя бы еще пару месяцев?

Эти коллективные просьбы были пропущены мимо ушей. Более того, все наши возражения, казалось, лишь укрепили решимость Малабар. Она была тверда как скала. Лишенная законных отношений на протяжении более чем двенадцати лет, она считала, что ждала достаточно. А Бен, который два года терпел обиду Лили, твердо решил сделать Малабар счастливой. Моя мать и Бен – ей шестьдесят один, ему семьдесят пять – решили вступить в брак в начале сентября, через девять с половиной месяцев после смерти Лили.

Свадьба Бена и Малабар состоялась на территории моей матери, меньше чем в пятидесяти футах от того места, где три года назад поженились мы с Джеком. Их гости, которых было около двадцати пяти, присутствовали и на нашей свадьбе, в том числе братья Бена с женами, сводный брат моей матери с семьей и несколько близких друзей. Я так поняла, что большинство гостей знали об их романе, но при этом полагали, что являются единственными посвященными в тайну. Священник из Плимута был близким другом обоих семейств. Он читал надгробную речь на похоронах Чарльза. Интересно, он тоже знал? – задумалась я. Я обводила взглядом собравшихся, пытаясь угадать союзников – тех, кто радовался за Малабар и печалился по Лили.

Бен стоял по одну сторону от преподобного, мы с Джеком – шафер и посаженая мать – по другую, спиной к заливу. Пока ждали невесту, я изучала выражения лиц гостей; одни улыбались, другие были мрачны. Затем появилась Малабар, выйдя из раздвижных дверей, сияющая в костюме от Шанель цвета слоновой кости, сжимающая в руках букет светлых цветов. Она спустилась с террасы и двинулась по проходу меж рядами гостей к своему будущему мужу. Я никогда не видела у матери более счастливого лица.

За ее спиной стояла сестра Джека, по лицу которой безостановочно текли слезы.

Словно ощутив столкновение моих противоречивых эмоций, Джек наклонился ко мне и пошутил:

– Ты уже думала о том, какими теперь до конца нашей жизни будут Благодарение и Рождество?

Я засмеялась. Ситуация была совершенно абсурдная: наши родители завязывали узел в то самое время, когда развязывался наш. Мы еще никому не сказали; мы едва признавались в этом даже самим себе. И по-прежнему любили друг друга.

Когда родители произнесли свои «согласен – согласна» и поцеловались, наши жизни претерпели трансформацию. Моя мать стала мачехой Джека. Мой свекор стал моим отчимом. А Джек навсегда сделался моим сводным братом.