Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

– В списке следующих покупок, – отозвалась я, доставая вместо названного винные бокалы и большую тарелку. Пять лет назад моя мать настаивала, чтобы мы с Джеком приобрели хрустальные аксессуары «Тиффани». Мы отказались. Вся эта официальная барная фанаберия казалась нам абсурдно старомодной.

– Помяните мое слово, – говорила нам Малабар в то время. – Вы еще поблагодарите меня за то, что у вас есть полный набор хрусталя от «Тиффани» вместо разношерстных ваз ручной работы, которыми вы никогда не будете пользоваться.

Теперь же я начинала все с нуля. В моей кухне было шаром покати. Чувство вины заставило меня оставить в Сан-Диего все – весь фарфор, столовые приборы, бокалы для мартини, сырные доски; даже семейные картины и фотографии. Я все еще могу вернуться, – думала я. – Или Джек может переехать сюда. Мы оба поддерживали хрупкую жизнь этих возможностей.

Вскоре мы с Малабар расположились на моем диване, потягивая коктейли и подавляя владевшие нами сильные чувства. Я обнаружила, что напиться самой было лучшим способом справиться с пьянством матери. Сегодня ее высокомерие вызвало у меня тревожность и стеснение, и бурбон расслаблял меня изнутри.

В скором времени Малабар перелила второй большой шейкер «Манхэттена» в наши бокалы и откашлялась.

– Ренни, я должна спросить: как именно ты намерена содержать себя?

Переехав в Нью-Йорк, я бросила все – стабильную работу, ипотеку на разумных условиях и мужа, у которого был неплохой доход. Я сглотнула и замешкалась. Мне пока не было ясно, как я с этим справлюсь. Кое-какие сбережения имелись, но немного.

– Ну, я надеюсь пробиться в журналистику, – осторожно ответила я.

Это ее насмешило.

– Не самый очевидный путь к хорошим заработкам, – заметила она.

Я проходила неоплачиваемую стажировку в Paris Review, а еще работала фактчекером в одном журнале о путешествиях, за что мне платили меньше половины той суммы, которая требовалась для оплаты квартиры.

– Я знаю, со стороны все это выглядит не радужно, мама, но я встану на ноги, – сказала я с большей уверенностью, чем у меня имелось. По правде говоря, одна мысль о творческой карьере любого рода делала меня счастливее, чем я была все последние… не помню сколько лет. – По крайней мере, я больше не в депрессии.

– Это-то замечательно, дорогая. Мне просто любопытно, как ты собираешься оплачивать квартиру. – Малабар отхлебнула коктейля. – Я собираюсь совершенно четко дать тебе понять: мы с Беном не имеем никакого намерения содержать своих взрослых детей.

И внезапно мне стала ясна цель ее приезда.

– Я же не просила у тебя денег, правда?

Но и мать, и я знали, что она была моим запасным планом. Я всегда верила, что смогу рассчитывать на нее, если мне понадобится помощь.

– Пока – нет, – уточнила она, – но ты принимаешь довольно серьезные решения, не беря в расчет остальную семью. Так что просто изволь понять, что ты должна полагаться на себя. – Малабар снова откашлялась, как бы намекая, что это еще не все. – И если ты думаешь, что я позволю растратить ожерелье моей матери на поддержание твоего нового богемного образа жизни, то лучше сразу забудь. Оно отправится прямо в музей, где ему и место.

Было такое ощущение, будто мне отвесили пощечину.

Но и это было еще не все. Далее она рассказала мне, что они с Беном решили передать семейный гостевой дом в полное распоряжение Питера.

– Все очень просто: мы больше не хотим заморачиваться со сдачей в аренду, а твой брат может позволить себе эксплуатационные расходы и уплату налогов.

Мой брат получил степень MBA в Келлогге и уже заработал состояние как консультант по менеджменту, специализирующийся в телекоммуникациях. Малабар жестом обвела мою квартиру – доказательство моей неспособности быть продуктивным членом общества.

Я даже пожалела, что у меня не вполне ясная голова. Все это застигло меня врасплох. Думала, что мать как минимум даст мне возможность пользоваться этим домом по паре недель каждое лето. Она же знала, как сильно я люблю Кейп-Код.

Я пару секунд сидела молча. Потом…

– Мама, – сказала я, – думаю, тебе надо уйти.

Лицо матери стало ледяным.

– Я уйду тогда, когда буду готова, – отрезала она, однако тут же поднялась и пошла в кухню собирать вещи. Раздалось дзиньканье подтаявшего льда, задевавшего стенки шейкера, когда она его опорожняла. К тому времени, как она вернулась ко мне, лицо ее было преображено гневом.