Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Я продолжала читать, как одержимая, в основном романы, но не брезгуя и нехудожественной литературой, произведениями Джоан Дидион, Сьюзен Зонтаг, Генри Миллера. Часто мне самой казалось, что я – книжный маньяк. Отчаянно желая обогатить благодаря книгам свой внутренний мир, я иногда едва запоминала прочитанное, однако подсознательный эффект бесчисленных предложений ощущался как кумулятивный, напоминая повторяющиеся сны. Одна подруга, заметив разбросанные по моей квартире карточки, подарила мне старинную картотеку, сильно потертую, с обтрепанными уголками, чтобы вложить в нее все эти кусочки надежд и впечатлений. Я продолжала заставлять себя заучивать значения слов и их применение. Чем больше слов у меня было, тем точнее я была способна передавать свои мысли.

Но по-настоящему сбросить смирительную рубашку прошлого мне помогла вновь обретенная преданность дружеским отношениям. У Аристотеля есть знаменитое высказывание: в зеркале дружбы люди способны увидеть себя так, как невозможно ни в каких иных условиях. Такое откровение случилось со мной благодаря Кире, Марго и другим драгоценным подругам. Одна за другой поднимали они свои зеркала, и я могла увидеть себя их глазами. Может быть, не такая уж я и ужасная; может быть, даже сострадательная, умная и немного забавная. В прошлом, когда Малабар была моей лучшей подругой и единственной любовью, наша тайна держала меня в изоляции, не давала никому полностью узнать меня. Теперь я раскрывалась, позволяя себе быть по-новому уязвимой и принимать общество, любовь и утешение друзей.

Марго продолжала присылать мне книги и всегда специально оставляла в расписании время для наших долгих, полезных для души телефонных разговоров. Я также проводила несчетные часы с Кирой, которая зарабатывала себе имя как иллюстратор, чьи любовь и беседы активизировали мои мысли о цели и жизни. Были у меня и другие друзья, и немало. У каждого имелись свои былые травмы, которые можно было больше не скрывать, потому что теперь друг у друга были мы. Отдыхая душой в этих отношениях, я чувствовала себя надежно пришвартованной в стремительном потоке жизни. Одиночество и депрессия, которые терзали меня все десятилетие с двадцати до тридцати лет, наконец закончились. Я научилась быть другом самой себе.

Глава 24

Осенью 1995 года мне исполнилось тридцать лет. Благодаря ряду нечаянных и подстроенных коллизий меня представили Фрэнсису Форду Копполе – прославленному режиссеру «Крестного отца» и «Апокалипсиса сегодня», – и мы обсудили возможность совместного открытия литературного журнала. В результате этой и других бесед, которые последовали за первой, родился журнал Zoetrope: All-Story. Абсолютно ничто в моем резюме не указывало, что я – подходящий человек для такой работы. У меня не было ни обширной картотеки литературных контактов, ни профессиональной истории издательского успеха. Я ничего не знала о циркуляции или дистрибуции, о закупке бумаги или поиске типографий, о найме художников или приобретении материала у литературных агентов.

Но я выросла в семье писателей, у меня было свое ви́дение успеха для этого журнала и уверенность в том, что я смогла бы создать нечто оригинальное и свежее. Я вкладывала всю себя в свою новую работу, часто засиживаясь над ней до полуночи, а то и дольше, и какая-то часть меня считала, что только литературные достижения могут оправдать тот хаос, который я устроила во всей остальной жизни. Если за свою трудовую этику я должна была поблагодарить отца, то примером решительности оставалась для меня моя мать: если хочешь чего-то достаточно сильно, то пойдешь на все, чтобы добиться этого. Точка. Я наконец нащупала опору в литературном мире; оставалось просто не терять сосредоточенность на каждом последующем шаге и не смотреть на вздымавшуюся впереди гору.

Мы с Джеком расходились в стороны, сближались и снова расходились; это повторялось снова и снова, и каждый новый цикл позволял нам отважиться ступить чуть дальше в мир без другого. Наши телефонные разговоры и встречи стали менее частыми, и в какой-то момент этого пути мы договорились, что будем встречаться с другими людьми, пробовать жить как одиночки, при этом оставаясь в браке. Наша непростая ситуация была странной: ничто в ней не казалось до ужаса неправильным, но и правильным не казалось тоже. Важнейшей проблемой для меня был вопрос, сумею ли я стать тем человеком, которым хочу быть, – человеком творческим, открыто ищущим смысла, не выходя за ограничения нашего брака. Я в этом сомневалась. Джек же просто хотел жить своей жизнью, а не бесконечно изучать ее во всех подробностях. Мы были по-разному скроены. В августе 1997 года, через четыре года после того, как начали жить в разных концах страны, мы договорились развестись, пообещав друг другу остаться близкими людьми.