Дикая кровь

Теперь, подложив под головы седла, воины устраивались отдыхать, днем предстояло бодрствовать только личной охране начального князя да дозорам, что маячили на лесистых гривах вокруг стойбища. Наутро Иренек покидал это место, продолжая путь к Божьему озеру, к Июсам, надеясь не сегодня, так завтра встретить гонцов князца Абалака.

Просторная юрта Иренека с копьем, воткнутым в землю у входа, стояла в самом центре военного лагеря. Начальный князь передал аргамака подскочившему Маганаху, который после возвращения Шанды в степь стал одним из телохранителей Иренека.

Иренек стремительно вошел в юрту, привстал на носки и огляделся. Ему нравилась немудреная внутренность походного жилья. Пол был устлан чепраками и попонами, на решетке висели ножи и сабли, пистоль и новый, купленный у монголов панцирь. Утреннее солнце, заглянувшее в юрту, тронуло крытые серебром доспехи, разноцветные искры рассыпались с них по всей юрте.

Довольный Иренек вобрал в плечи короткую толстую шею и улыбнулся. Он улыбался наступавшему дню и бесконечно дорогой ему Киргизской земле, которая нетерпеливо ждала его. И вот он пришел, победитель русских острогов, гроза русских и братских людей. О великий Номча, ты, который после своей смерти стал добрым духом киргизов, разве не об этом мечтал, посылая свои отряды под Томск, разве не эти опустошительные набеги завещал ты Ишею и Иренеку?

Кочебай прятался от русских в таежных туманах на Ое-реке. Отчего он не попробовал свою силу и ловкость в поединках с казаками? Кочебай убивал их не в бою, а в своем стойбище, когда безоружных приводили их к нему. Мало в том славы, Кочебай.

Или ты, породивший Иренека. Тебя звали Ишей, но ты носил прозвище Мерген, что по-монгольски означает стрелок, кого застрелил ты из своего лука, из своей пищали? Или твои каленые стрелы не были опушены перьями князя неба?

Ветры с разных краев земли закружили тебе белую голову, князь Ишей, и она перестала быть мудрой. Ты искал спасения в мире с русскими и не нашел его. Какой же ты властелин орды, когда не имел сколько-нибудь подобающего князю панциря или доброй сабли! Поглядел бы ты сейчас на мою юрту — что есть у меня!

Иренек кинулся на землю, перевернулся на спину и так некоторое время лежал неподвижно, раскинув жилистые руки и прислушиваясь, как в степи тонко скрипят кузнечики, как совсем рядом переговариваются праздные сороки да поет звонкоструйная речка Иштыюл. И вспомнились Иренеку его сыновья — как они будут гордиться своим отцом! — захотелось повозиться с ними, потаскать их за длинные рукава чапанов. Уж и сильных сынов родила ему жена Чошка, храбрецов родила! Любил Иренек детей, в суровом сердце он находил для них нежность.

В юрту вошел Маганах, подождал, когда Иренек распахнет глаза.

— Князь Иженей говорить просится.

Иренек приказал ввести слепого. В походе Иженей был обузою для киргизского войска, за стариком нужно было постоянно следить, чтобы лошадь не занесла его куда-нибудь в бурелом, не скинула в пропасть, чтобы пуля не зацепила его в перестрелке и русские не захватили князца в полон. Но Иренек не жалел, что взял Иженея в поход, — воинские победы освящались присутствием старейшего в степи князца.

Иженей, словно споткнувшись, остановился у порога, подождал, когда Маганах покинет юрту, и глухо спросил:

— Ты один, Иренек?

— Один.

— Дай мне свою руку, посади меня на мое место.

Иренек поспешил к слепому, с подобающей почтительностью провел его в глубину юрты, крикнул, чтобы им поскорее подали кумыс. Сделав большой глоток из черненой серебряной чашки и тщательно вытерев ладошкой морщинистые губы, Иженей поставил свою чашку перед собою на земляной пол и сказал:

— Мои сыновья, взятые Алтын-ханом в аманаты, разве они достойны входить в твою юрту и разговаривать с тобою, возвеличившим древний род киргизов? Разве есть справедливость в том, что я сижу рядом с тобою, а не стелюсь пылью у твоих ног?..

— Не только уважение к твоим годам, Иженей, владеет мною, а твоя нескончаемая мудрость, которой завидуют во всех известных и неизвестных нам землях.

— Ты добыл большую победу, Иренек. За нее тебя всегда будут прославлять потомки. Но, выискивая себе новую славу, не отдавай завоеванного. Победу удержать трудно, все равно, что текущую между пальцев воду!

— Или что услышал от кого, мудрый Иженей? — насторожился Иренек.

— Я слеп, но я слышу мягкие шаги идущих за тобой казаков, пусть треснут копыта их коней! Я чувствую запах русской кости…

— Это пахнут казаки, взятые мною в полон, — успокоил слепого Иренек. — Может, убить их или живыми закопать в землю?

— Не убивай. Но уходи отсюда поскорее! Уходи сейчас же!

Безотчетная тревога, поселившаяся в чутком сердце Иженея, не могла не передаться Иренеку, и он, выведя старого князя из своей юрты, невольно бросил взгляд на дозоры, что по-прежнему маячили на ближних гривах. Все было спокойно. Мирно пощипывали траву табуны коней. Приплясывая на ветках, в березняке стрекотали сороки.

— Ложись спать, о мудрый Иженей, — посоветовал Иренек.

— Помни мои слова, умножающий славу киргизов.

— Хорошо, я не забуду их.