Дикая охота короля Стаха

И лицо этого мужчины было живее, нежели у живого, и такое странное, жестокое и мрачное, что можно было испугаться. Тени легли в глазницах, и казалось, даже жилка дрожала на веках. И в нем было родовое сходство с лицом хозяйки, но все то, что было у Яновской приятно и мило, тут было безо­бразно до невообразимости. Коварство, разум, болез­ненные чертенята читались в этом горделивом рту, властность до закостенелости, безрассудность до фа­натизма, жестокость до садизма. Я сделал шага два в сторону — огромные, все до дна понимающие в твоей душе глаза подвинулись за мною и опять смотрели мне в лицо.

Кто-то вздохнул.

— Роман Старый,— приглушенно сказал Дуботолк, но я сам понял уже, кто это такой, так правильно я его вообразил по словам легенды. Я догадался, что это виновник родового проклятия еще и потому, что лицо хозяйки неуловимо побледнело и она едва заметно качнулась.

Неизвестно, чем окончилась бы эта немая сцена, но тут кто-то молча и непочтительно толкнул меня в грудь. Я пошатнулся. Это Ворона продрался сквозь толпу и, стремясь пройти к хозяйке, оттолкнул меня. Он спокойно шел дальше, не попросив прощения, Даже не повернувшись в мою сторону, будто на моем месте стоял неодушевленный предмет.

Я происходил из обычных интеллигентов, вы­служивавших из поколения в поколение личное шляхетство, бывших учеными, юристами, инжене­рами — плебеями с точки зрения этого высокомер­ного шляхтича, у которого предок был доезжачим у богатого магната-убийцы. Мне часто приходилось за­щищать свою честь перед такими, и сейчас все мое «плебейское» достоинство встало на дыбы.

— Пане,— громко сказал я.— Вы считаете, что это достойно настоящего дворянина — толкнуть человека и не попросить у него прощения?

Он повернулся.

— Вы это мне?

— Вам,— сдержанно ответил я.— Настоящий шляхтич — это джентльмен.

Он подошел ко мне и с любопытством начал рас­сматривать.

— Гм,— спокойно сказал он.— Кто ж это будет учить шляхтича правилам вежливости?

— Не знаю,— спокойно и язвительно отозвался я.— Во всяком случае, не вы. Необразованный ксендз не должен учить других латыни — ничего хорошего из этого не получится.

Я через его плечо видел лицо Надей Яновской и с радостью заметил, что наша ссора отвлекла ее вни­мание от портрета. Румянец появился на ее лице, а в глазах — что-то похожее на тревогу и ужас.

— Выбирайте выражения,— процедил Ворона.

— Зачем? И, главное, с кем? Учтивый человек знает, что в компании вежливых следует быть веж­ливым, а в компании грубиянов высшая учтивость — платить им той же монетой.

Видимо, Ворона не привык получать отпор во всей околице. Я знал таких горделивых индюков. Он уди­вился, но потом повернулся, бросил взгляд на хозяйку, опять повернулся ко мне, и в глазах его плес­нулась мутная ярость.

— А вы знаете, с кем разговариваете?

— С кем? С Господом Богом?

Я увидел, как рядом с хозяйкой появилось заинте­ресовавшееся лицо Дуботолка. Ворона начинал вски­пать.

— Вы разговариваете со мною, с человеком, кото­рый привык дергать за уши разных парвеню.

— А вы не спросили, может, какие-то там пар­веню порой могут дать отпор? И не подходите, иначе, предупреждаю вас, ни один шляхтич не получит та­кого оскорбления действием, как вы от меня.

— Хамская драка на кулаки! — взорвался он.

— Что поделаешь? — холодно заметил я.— Мне случалось встречать дворян, на которых другое не действовало. Они не были хамами, их предки были заслуженными псарями, доезжачими, альфонсами у овдовевших магнаток.

Я перехватил его руку и держал возле его бока, как клещами.

— Ну...

— А-х ты! — процедил он.

— Панове, панове, успокойтесь! — с невыразимой тревогой выкрикнула Яновская.— Пан Белорецкий, не надо, не надо! Пан Ворона, устыдитесь!

Лицо ее было умоляющим.

Видимо, и Дуботолк понял, что пора вмешаться. Он подошел, стал между нами и положил на плечо Во­роны тяжелую руку. Лицо его налилось кровью.

— Щенок! — выкрикнул он.— И это белорус, житель яновских окрестностей, это шляхтич?! Так оскорбить гостя! Позор моей седине. Ты что, не видишь, с кем завелся? Это тебе не наши шуты с куриными душонками, это не цыпленок, это — мужчина. И он тебе быстро оборвет усы. Вы дворянин, сударь?

— Дворянин.

— Ну, вот видишь, пан — шляхтич. Если тебе надо будет с ним поразговаривать — вы найдете общий язык. Это шляхтич, и хороший шляхтич, хоть бы и предкам в друзья — не чета современным соплякам. Проси прощения у хозяйки. Слышишь?

Ворону как подменили. Он пробормотал какие-то слова и отошел с Дуботолком в сторону. Я остался с хозяйкой.

— Боже мой, пане Андрей, я так испугалась за вас. Не стоит вам, такому хорошему человеку, заводиться с ним.

Я поднял глаза. Дуботолк стоял в стороне и с любопытством переводил взгляд с меня на пани Яновскую.

— Надея Романовна,— с неожиданной теплотой сказал я.— Я очень вам благодарен, вы очень добрый и искренний человек, и вашу заботу обо мне, вашу приязнь я запомню надолго. Что поделаешь, моя честь — мое единственное, я не даю никому насту­пить себе на ногу.