Дикая охота короля Стаха

Что было это, другое, я не знал, но был уверен, что оно еще далеко. Я ускорил шаги, быстро миновал тот язык трясинного места, в который влез недавно и который преграждал мне путь. Получилось так, что я стоял почти у зарослей, прямо передо мною в вер­сте был парк Болотных Ялин, трясинная лощина ме­тров в десять шириной отделяла меня от того места, где я находился сорок минут назад, где всунулся в топь (я потерял эти минуты, чтобы совершить круг). За лощиною лежали пустоши, ровно освещенные все тем же неопределенным светом, а за ними — дорога. Если повернуться назад, то далеко в правой стороне моргал последний огонек в доме Дуботолка, мирный и розовый, а в левой стороне, тоже далеко, за пусто­шами виднелись развесистые и огромные верхушки Яновской пущи. Но она была очень-очень далеко, на границе пустошей и болот.

Я стоял и слушал, хотя какое-то неспокойное чув­ство и говорило мне, что оно сейчас ближе. Я ведь не мог поверить в предчувствия: должна была быть ка­кая-то реальная причина для этого душевного состо­яния. Я не мог ничего видеть: легкий туман укрывал равнину. Я ничего не слышал. Что ж это могло быть, откуда этот сигнал? Я лег на землю, прижал к ней ухо и через полминуты почувствовал какое-то размерен­ное сотрясение земли. Не скажу, что я очень смелый человек, инстинкт самосохранения у меня, может, даже сильнее, нежели у других, но я всегда был весьма любознателен. Я решил ждать и вскоре был вознаграж­ден. Со стороны пущи по пустошам двигалась какая-то темная масса, довольно-таки большая и подвижная. Я долгое время не мог догадаться, что это такое. Потом я услышал мелкий и ровный топот копыт. Шелестел вереск. Потом все исчезло, масса, видимо, спустилась в какую-то лощину, а когда появилась вновь — топот исчез. Она мчалась беззвучно, будто плыла в воздухе, подбиралась все ближе и ближе. Потом сделалась побольше, видимо, свернула и вместо головы показу мне бок. Еще минута, и я даже подался вперед. В волнах слабого прозрачного тумана ясно вырисовывались силуэты всадников, которые мчались неистовы наметом, даже конские гривы реяли по ветру. Я начал считать их и насчитал двадцать. Двадцать первый скакал впереди. Я еще сомневался, когда ветер принес откуда-то далекий отзвук охотничьего рога. Холод­ный сухой мороз прошел по моей спине.

Тусклые тени всадников бежали от дороги наискось к трясинной лощине. Реяли по ветру плащи-велеисы, всадники прямо, как куклы, сидели в седле, и ни один звук не долетал оттуда. Именно в этом молчании и было самое ужасающее. Какие-то светлые пятна выделились на этом туманном фоне. А двадцать первый скакал впереди, не болтаясь в седле, глаза его закрывала низко надвинутая шляпа с пером, лицо было мрачным и бледным, губы поджаты.

Дикий вереск пел под их ногами.

Я пытливо смотрел на острые носы, торчащие из-под шляп, на тонкие, снизу косматые ноги коней какой-то неизвестной породы.

Беззвучно скакала по вереску дикая охота короля Стаха, мчались серые, туманные, наклоненные вперед фигуры.

Я не сразу понял, что они, блуждая по болотам, напали на мой след и сейчас идут по нему за моей душой. Они остановились, все так же беззвучно, около того места, где я забрался в топь. До них было не менее десяти метров через трясину, я видел даже, что кони их, туманные кони,— вороного и пегого цветов, но не услышал ни одного звука, лишь где-то возле пущи временами пел приглушенный рог. Я только видел, что один из них повис в седле, посмотрел на следы, снова выпрямился. Предводитель махнул рукою в ту сторону, куда пошел я, огибая лощину, и охота по­мчалась. Еще минут пятнадцать — и она, обойдя ло­щину, должна была быть тут. Холодная злоба бурлила в моем сердце: ну нет, призраки вы или кто, а я вас встречу надлежащим образом!.. Револьвер, шесть па­тронов — и посмотрим. Я быстро сунул руку в карман, и... холодный пот выступил на моем лбу: револьвера не было. Я только теперь вспомнил, что оставил его в ящике бюро в моей комнате.

«Это конец»,— подумал я.

Но ждать конца, сложив лапки, было не в моих правилах. Через пятнадцать минут будут здесь. Мест­ность неровная. Там и сям встречаются болотца, ко­торые допустимо перебежать мне, а не всадникам (хотя, может, если они призраки, они перелетят их в воздухе). Я могу запутать следы.

Я снял сапоги, чтобы в первые минуты не привлечь внимания погони звуками своих шагов, и пошел, сначала неспешно, а потом, когда лощина спряталась, быстрее. Я петлял, бежал по вереску, ноги мои про­мокли от росы. Я направился вначале вдоль лощины, а потом круто свернул к Болотным Ялинам по кустар­нику. Несколько раз я бежал по воде — обращать ли мне было внимание на это? Вскоре я снова добежал до тропы, а когда повернулся, то увидел дикую охоту уже на этой стороне. Она с тем же тупым упрямством двигалась по моим следам. Погоня мчалась, гривы и плащи реяли в воздухе.