Дикая охота короля Стаха

Гроб плыл над неподдельными человеческими ры­даниями, которых не купишь даже у профессиональ­ных плакальщиц.

И вот глубокая могила. Когда прощались, Янов­ская упала на колени и поцеловала руку человека, погибшего за нее. Я едва оторвал ее, когда гроб стали спускать в яму. В это же время десятка три кресть­ян подтащили на полозах огромный серый камень и начали встаскивать на горб, где была выкопана оди­нокая могила. Крест был выбит на камне и еще имя и фамилия — корявыми неумелыми буквами.

Загрохотали о крышку гроба комки земли, укры­вая от меня дорогое лицо. Потом на сровненное ме­сто установили огромный серый камень. Рыгор и еще пятеро крестьян взяли старые ружья и раз за разом начали стрелять в равнодушное низкое небо. Последний из Светиловичей-Яновских отплывал в неизведанный путь.

— Скоро и со мною так,— шепнула мне Яновская.— Хоть бы скорее.

Гремели выстрелы. Окаменелость лежала на лицах людей.

Потом, согласно древнему шляхетскому обычаю, молотом был раздавлен о надмогильный камень ро­довой герб.

Род остался без потомка. Вымер.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Я чувствовал, что сойду с ума, если не буду зани­маться розысками, если не найду вскоре виновных и не накажу их. Если нет Бога, если нет справедливости у начальников — я буду сам и богом, и судьею.

И, ей-богу, ад содрогнется, когда они попадут мне в руки: жилы буду тянуть из живых.

От Рыгора я узнал, что его знакомые ищут в пуще, что он сам хорошо обыскал место убийства и опреде­лил, что ждал Светиловича худой высокий человек, скуривший под соснами, поджидая, папиросу.

Кроме того, он отыскал бумажный пыж, вылетев­ший из ружья убийцы, а также пулю, которой был убит мой друг. Когда я развернул пыж, убедился, что это клочок бумаги, слишком плотной для газеты: ско­рее всего, обрывок от листа какого-либо журнала.

Я заметил слова:

«За каждым есть какая-то вина, если их ведут на казнь... Ваше сиятельство, вы забыли о казненном на кресте... Простите, Бог отнял у меня разум...»

Чем-то очень знакомым повеяло на меня от этих слов. Где я мог знакомиться с чем-то подобным? И все-таки я вспомнил: это была на удивление смелая отповедь доктора Гааза [29]. И читал я об этом в журнале «Северо-Западная старина». Когда я спросил у Янов­ской, кто его выписывает тут, она равнодушно отве­тила, что кроме них — никто. И вот тут меня ждал удар: в библиотеке я выяснил, что в этом номере жур­нала не хватает нескольких страниц и, между прочим, нужной мне.

Я даже похолодел: дело оказывалось серьезнее, вдохновитель дикой охоты был тут, во дворце. И кто это был? Не я, и не Яновская, и не глупая экономка, которая каждый день плакала, заприметив хозяйку, и, видно было, раскаивалась во всем. Стало быть, только Берман-Гацевич.

Это было вполне логично: он бывший преступник, он сведущий в истории человек. Возможно, это он стрелял в меня, убил Светиловича и вырвал лист из журнала. Непонятно было только, почему он убеждал меня в том, что серьезная опасность именно в дикой охоте, а не в Малом Человеке? И еще в том, что он не мог убить Романа, так как не он пригласил Надею к Кульшам и был дома во время убийства. Но разве Све­тилович в последний день не говорил, что это близкий человек, который был на балу у Яновской? Разве он не говорил, что на него нельзя даже подумать? И он ведь так перепугался, когда я зашел к нему, этот Берман!

И разве он не мог быть просто вдохновителем этой мерзости? Правда, неизвестно в этом случае, как можно объяснить существование Голубой Женщины, но это вообще самый темный факт из всей этой истории. И, главное, непонятно было, какая Берману в этом выгода?

Но такое исчадие ада может что-то придумать.

Я взял у Яновской личный архив Романа и просмо­трел материалы его последних дней. Ничего утеши­тельного, разве только запись, что Берман начинает ему не нравиться, исчезает куда-то из дома, слишком интересуется генеалогией Яновских, рассматривает старые планы дворца. Это был уже знаменательный факт! Почему не высказать предположение, что и в появлении Малого Человека, вернее говорить, его ша­гов, виновен тоже Берман. Мог ведь он откопать ста­рые планы, воспользоваться какой-то акустической тайной дворца и каждую ночь пугать людей шагами.

Я поговорил с Рыгором, и тот сказал, что это вполне возможно, обещал даже помочь, потому что его дядя и дед были печниками Яновских еще при крепостни­честве.

— Прячется где-то тут, ворюга, но кто он, где эти ходы в стенах, как он попадает туда — неизвестно,— буркнул Рыгор.— Ничего, отыщем. Найдем. Только вы очень остерегайтесь. Только и видел я на своем веку, что двух человечных панов, так один уже погиб. Жалко будет, если и с тобою что случится. Тогда и вся ваша паскудная порода не имеет права хлеб кушать и воздух портить.

Бермана решили пока что не удалять, чтобы не ис­пугать преждевременно.

После этого я взялся за пристальный анализ письма неизвестного к Светиловичу. Я перепачкал двенадцать листов бумаги, пока не восстановил немного текст письма.