С каждым словом сердце Меред болезненно билось о грудную клетку – и с каждым словом оно затихало в этих ласковых и теплых руках. Она видела, как все вокруг становится светлее, легче, как с камней вокруг сходит серая их кожа, обнажая душу, мерцающую эльфийским стеклом. И все вдруг стало таким простым, и она вдруг осознала, что Атеа, ее сумасшедшая Атеа с ветром в дурной голове, права. Что она – вот такая, и иной быть не может, и иную она никогда бы не полюбила. И что обладать ею и любить ее – это совсем иные вещи.
И, покрывая кроткими поцелуями ее ладони, Меред наконец-то поняла, что действительно любит ее.
Потом было еще вино, которое вдруг оказалось сладким и приятным.
За тебя, любимая. Меред осушила бокал до дна, наслаждаясь летним вкусом, горечью полевых цветов и терпкостью налитой солнцем ежевики. В комнате пахло андарской степью и северными склонами, поросшими вереском и полынью, в комнате пахло ею, и она говорила, без конца говорила, вспоминая самые забавные и нелепые случаи в их жизни, и Меред смеялась, любуясь такими красивыми чертами бесконечно родного лица.
Потом Меред пела, на ходу заплетая слова, глядя ей прямо в глаза, и знала, что эта песня – о ней. Как и все песни, как и все стихи, как и все строки, коими были исписаны страницы ее ветхой тетради и страницы ее собственной души. Атеа смотрела, слушала так внимательно, а потом долго-долго молчала, хмуря тонкие брови – как и всегда.
Ты правда думаешь, что я нашла все, что искала?
Да.
Меред постаралась все запомнить – и точно знала: если однажды она решится переписать эти слова в блокнот, вспомнит все до единого. Просто знала – и все.
Ты снова ищешь дорожки-тропинки
К златым вратам своего королевства,
Босые ноги щекочут травинки,
Как в милом далеком детстве.
Ты - снова принцесса, я – шут-скоморох,
Которых свела колдунья-судьба…
Твой жемчуг рассыпался в мягкий мох,
На месте том появилась вода.
Ты пахнешь лотосом и васильками,
А я – полынью и дымом,
Но зато я буду всегда молодым,
И я знаю, о чем шепчутся камни.
Ты знаешь, что снится бессмертным лесам
На пересечье иных миров,
И воды миров тех – твоя кровь,
И волосы тянутся травами к небесам.
Она пела и пела, и ночь была длинной, и глаза Атеа были похожи на солнце, замершее в янтаре, и ее волосы напоминали вызолоченные солнцем пушистые облака на рассвете. А потом она рассказывала Меред о городах высоко в небе, устроившись у нее на плече, и Меред, как и раньше, неуверенно говорила ей, что она не права. Королевна-Лебедь жарко спорила, рассказывая ей о звездах, что на самом деле были огоньками в окошках, и что такие упрямые бараны, как Меред, не понимают этого. И Меред готова была согласиться с ней – ведь она и впрямь много не понимала до этой ночи.
Пусть будет так, любимая. Пусть будут на самом деле не звезды, а города. Может, ты и это видишь во сто крат лучше, чем я.
========== Глава 35. Вечное “сейчас” ==========
С ветвей серебристо-белой узорной куделью свисали схваченные морозом листья, больше похожие на диковинные драгоценности. Узорные края поблескивали на ярком солнце, все же выползшем из-за плотной завесы облаков, и теперь даже дышать стало легче – впервые за долгое время мир увидел ослепительный небесный диск, расцветивший снежный простор и прогнавший стылую серость к самым подножиям хмурых гор. Видать, ребятня в деревеньках радуется – вот уж раздолье, вот уж настоящая зимняя сказка. Небось, выпустили их наконец из теплых приземистых домишек, и теперь гомон детских голосов разносится над всеми поселениями окрест…
Одинокая птица вспорхнула с насиженного места, и с ветки сорвалась белоснежная пороша, просыпаясь на и без того выбеленный метелями куст орешника. Мара краем глаза заметила темное крыло, мазнувшее длинным пером шершавый ствол высокой сосны, да и отвернулась сразу – это всего лишь ворона. Стало быть, нет нужды тревожиться.
Железный Тракт петлял меж холмов, но дорога неумолимо тянулась к югу, и вскоре пронзительный северный ветер, исхлеставший щеки до обветренной кожи, сменился легким ветерком, изредка сбрасывающим капюшон с головы – да и только. Двигались они уже седьмой день, стараясь подгадывать расстояния так, чтоб на постой останавливаться в одном из семнадцати пограничных селений. Благо, Шедавар отдала им карту Ищущих, и это значительно упрощало жизнь. Впрочем, Даэн вела лошадь уверенно – так, словно знала эти края вдоль и поперек, а потому Маре оставалось лишь следовать за ней, изредка сверяясь с картой, да поглядывать на шапки могучих сосен. Те тоже не лгали: ветки, укрытые снежными мехами, указывали вперед. И им лесная ведьма доверяла едва ли не так же сильно, как Даэн и карте вместе взятым.