Дикая птица

Рогнеда никогда ни к кому не привязывалась. Наверное, если не считать своих птиц. И то она не могла точно сказать, можно ли назвать то, что к ним испытывала, привязанностью. По крайней мере, Рогнеда никогда не испытывала к ним отвращения. Чего нельзя сказать о людях.

Она не знала, когда это началось. Возможно, после смерти матери, а возможно, она уже родилась такой. Но Рогнеда никогда не любила свою семью. С отвращением вспоминала о больной, ужасающе уродливой в своей болезни матери. Младшая сестра всегда раздражала. Рогнеда ненавидела присматривать за ней. Сначала маленькое, красное, вечно орущее и жутко смердящее нечто, за которым приходилось вытирать сопли и стирать пелёнки. Потом тихое, безвольное дитя, которое не интересовалось ничем за пределами дома и боялось спуститься с крыльца.

«Ничего путного из неё не выйдет, – говорил отец. – Может, хоть сможем её выгодно выдать замуж».

Сестра была никчёмной. Ни магического дара, ни стремлений. Рогнеда злилась, что ослабленная родами мать заболела и умерла из-за такой, как она. И Рогнеда всё ждала, когда же отец избавится от Яснорады, но он отчего-то этого не делал. А Яснорада днями напролёт сидела в своей комнате, рисовала или читала книги. Рогнеда не понимала её и страшно завидовала тому, что отец не заставлял Яснораду участвовать в своих гнусных замыслах. Не мучил тренировками и уроками. Не принуждал делать то, чего ей не хотелось, и разрешал играть и развлекаться днями напролёт. Рогнеда ненавидела её за это.

К отцу тёплых чувств она тоже никогда не испытывала. В далёком детстве искала его одобрения, но, когда подросла, поняла, что она для него не более чем инструмент, дорожка к власти и деньгам. Рогнеда не знала, видел ли он когда-нибудь в ней дочь.

Забавно, но в семье царя Рогнеда увидела похожую картину. Дарена Радомир не любил. По крайней мере, не так, как отцы должны любить своих детей. Дарен был его наследием, ценным продолжателем царского рода. Но в нём же Радомир видел и угрозу. Ту, которой Радомир сам оказался для своей семьи. Его рука не дрогнула, когда он убивал братьев, и его отец… Подтверждений тому не было, но поговаривали, что старый царь умер вовсе не от старости. Удивительно, что Дарен вырос во всем непохожим на своего отца, но, думалось Рогнеде, глубокой сыновней любви он к нему не испытывал.

А Власта с Есенией? Рогнеда подозревала, что тут тоже всё дело было во власти. Радомир держал их при себе, чтобы не пускать к трону чужаков. Власта была верна ему как собака. Собака, которая за место у трона и кость побольше убивала братьев по его приказу так же легко, как и он сам. А глупышка Есения – отличная партия для Дарена. Её всегда будут больше занимать украшения, чем политика, она не будет пытаться подмять под себя мужа и не устроит переворот. Пожалуй, только с Рогнедой Радомир просчитался. Хотя, если взглянуть на картину в целом, Рогнеда отлично вписывалась в эту семейку.

Две семьи, связанные кровными узами и привязанные друг к другу скорее канатами обязательств, страха и холодного расчёта, нежели любовью и нежностью. И Рогнеда всегда считала это нормальным. По-другому бывает только в книжках. По-другому – красивая сказка для наивных дураков, которые хотят быть обманутыми.

Но теперь она сидела за столом в доме Варвары и скрипела зубами от зависти. Семь человек, не связанных родством, играли в семью. И играли так хорошо, что она верила в их любовь.

– Рогнеда, ты себя хорошо чувствуешь? – спросила Надежда, выдёргивая её из клетки собственных мыслей. – Совсем ничего не ешь.

Рогнеда перевела взгляд на тарелку с кашей. Она почти остыла.

– Давай осмотрим твои раны после еды, – предложила Варвара, глядя с беспокойством.

– Не нужно, – Рогнеда адресовала ответ своей тарелке. – Всё почти зажило.

Это была правда. Бок почти затянулся, а палец напоминал о себе редкой тупой болью, которая, возможно, уже никогда не покинет её. Но за этой правдой скрывалось ещё кое-что – старый, закостенелый страх.

«Никто тебя никогда не полюбит».

«Никто меня никогда не любил».

Рута спрыгнула с коленей Людмила, подошла к Рогнеде и протянула ручки. Рогнеда с трудом могла поверить, что эта малышка способна обращаться в чудовище, но всё равно невольно отпрянула. Если ей взбредёт в голову укусить…

– Она не кусается, – Варвара подарила Рогнеде игривую улыбку. – Да, Рута?

– Дя, – серьёзно кивнула малышка и продолжила тянуть руки.

Рогнеда медлила. Сама не зная, почему.

– Иди ко мне, – ласково сказала Варвара и провела ладонью по макушке Руты, привлекая к себе.

Рута обиженно выпятила нижнюю губу, но послушно последовала за рукой Варвары и взобралась к ней на колени. Рогнеда хотела сказать что-то, чтобы оправдаться, но никто этого не ждал. Ложки снова застучали о тарелки, челюсти принялись перемалывать пищу, а близнецы вновь загалдели, привлекая всеобщее внимание.