Дикая роза

– Сколько раз тебе говорила, чтобы попридержал язык при детях, – с упреком прошептала она. – Они же все слышат и запоминают.

Джо смотрел в потолок.

– Понимаю, – ответил сыну Шейми, давясь от смеха. – Ты не волнуйся. Я из лейбористов. Думаю, дядя Джо на меня не рассердится.

– А ты приехал меня забрать? – вдруг горестным тоном спросил Джеймс.

Шейми ясно увидел испуг в глазах сына. Маленький ты страдалец, подумал он. Столько бед выпало на твою душу.

– Нет, Джеймс, – ласково возразил он. – Наоборот, я хотел тебя спросить: можно мне пожить здесь немного? С тобой, тетей Фионой и дядей Джо. Я бы очень хотел остаться, но только если ты не возражаешь.

Личико Джеймса просияло.

– Тетя Фи, можно? – спросил он, поворачиваясь к Фионе. – Можно он у нас останется?

– Конечно можно. Мы приготовим твоему папе комнату и застелим кровать.

Джеймс улыбнулся и сообщил Шейми:

– А мне на Рождество подарили заводную железную дорогу. Хочешь посмотреть?

– Очень хочу.

– Тогда пошли, – сказал Шейми, протягивая ему руку.

Шейми взял сына за руку, и они пошли наверх. Впервые за много месяцев, с того самого дня, как «Эксетер» ушел на дно, он чувствовал радость.

Он радовался, что остался жив.

Радовался возвращению домой.

Радовался единственному правильному поступку, который сумел совершить, – малышу Джеймсу.

Глава 104

Уилла лениво потянулась в постели, затем села. Часы показывали три часа ночи. Вскоре она встанет и займется печатью фотографий. Она полностью проснулась и была полна энергии. Интимная близость всегда действовала на нее так.

Она оглянулась на Оскара Карлайла, своего обаятельного американского любовника. Он лежал на спине, зарывшись в простыни и закрыв глаза.

Любовник, подумала Уилла, поворачивая голову к большим окнам ателье и ночному небу за ними. Как странно звучит для меня это слово.

Уилла не любила ни Оскара, ни других мужчин, с кем была близка в Париже. Жаль, конечно. Ей искренне хотелось полюбить этого музыканта.

– Я люблю тебя, Уилла.

Она вступала в интимную связь с мужчинами, но в глубине души сознавала: она отдает им лишь свое тело, но не сердце. Этого она не могла. У нее не было сердца. Она отдала его Шейми, а Шейми погиб.

– Я люблю тебя, Уилла.

Ее окутало черной, удушающей волной горя. Она не могла смириться со смертью Шейми. Не знала, как дальше жить в мире, где его нет. Мысленно она по-прежнему вела с ним разговоры. Вместе с ним наслаждалась закатами. Рассказывала о своей работе, делилась мечтами однажды вернуться на Эверест. И Шейми отвечал ей. Как он мог исчезнуть из мира живых?

Ей на спину легла рука. Уилла даже подпрыгнула от внезапности.

– Где ты, Уилла. Куда ты исчезла? – спросил Оскар.

– Никуда, – улыбнувшись, ответила она и повернулась к нему. – Я здесь.

– Я говорил, что люблю тебя. Целых пятнадцать раз.

Уилла наклонилась и поцеловала Оскара в губы, но ничего не ответила.

– Я проголодался, – признался Оскар. – В твоем ателье водится хоть какая-то еда?

– Вроде шоколад остался. И апельсины.

Оскар вылез из постели. Он был моложе Уиллы – всего двадцать семь. Она любовалась его прекрасным, бронзовым, мускулистым телом. Их связь началась более трех месяцев назад. В тот день Уилла фотографировала его для «Лайфа», после чего они замечательно провели время, под конец оказавшись в одной постели. Оскар был добрым, умным и забавным. Уилле нравилось, проснувшись ночью, протянуть руку и ощутить рядом его теплое тело. Через две недели он вернется в Рим. Уилла знала, что будет по нему скучать.

Оскар подхватил со стула ее шелковое кимоно и надел на себя.

– Вы выглядите очень соблазнительно, мадам Баттерфляй, – пошутила Уилла.

Взяв журнал, Оскар стал обмахиваться им, как веером. Затем, подражая походке гейши, прошел туда, где стояла глубокая тарелка с апельсинами. Уиллу это рассмешило.

Оскар принес несколько апельсинов и полплитки шоколада в серебристой фольге, захватив и бутылку вина. Одну они уже распили.

– Ну и холодина здесь! – воскликнул Оскар, завязывая кушак кимоно.

Он прошел в дальний конец комнаты, где возле окон стояла небольшая чугунная плита, открыл дверцу и подбросил угля. На обратном пути к постели он задержался возле рабочего стола, где были разложены недавние снимки Уиллы.

Несколько минут Оскар молча разглядывал фотографии. Некоторые он брал в руки и качал головой, бормоча:

– Черт бы тебя побрал, Уилла!

Уилла знала, на что он смотрит. Эти снимки она делала пару дней назад в борделе. Фотографии запечатлели проституток днем, до начала их работы. Они стирали постельное и нижнее белье, готовили еду, ели и смеялись. Возились со своими детьми. Снимки Уиллы показывали их обычными людьми.

– Изумительно! – тихо произнес Оскар. – Просто потрясающе! У критиков крыша съедет.

– В положительном или отрицательном смысле? – спросила Уилла, улыбаясь его сочному бруклинскому акценту.