Дикая роза

– Да. Прекрасный. Но это было уже слишком.

– Вы о подарке?

– Нет, о ее ожиданиях.

– Я что-то не понимаю.

– Отношения между нами… наш роман… я всегда считал, что он долго не продлится. Вспышка страсти между двумя взрослыми свободными людьми. Я думал, Мод это тоже понимает, но ошибся. Она хотела от меня большего, чем я мог ей дать.

– Почему? – спросил Барретт.

– Потому что я не настолько свободен. У меня есть обязательства перед семьей. Мод была старше меня и успела побывать замужем…

– Словом, не та девушка, которую можно познакомить с мамой, – заключил Барретт.

– Да, совсем не та. Видите ли, недавно я и так поссорился с дядей. Он сейчас руководит компанией, созданной моим дедом. Я поехал в Лондон остыть и развеяться. Но я знаю: рано или поздно мне нужно вернуться домой, занять свое место в семейных делах и жениться на подобающей девушке из хорошей семьи, способной родить мне много детей. Мать уже неоднократно подбирала мне невест, – горестно улыбнулся Макс. – Мод это знала. Я никогда ей не лгал и с самого начала был честен с ней. Она утверждала, что ее это не волнует. Какое-то время так оно и было. Мы замечательно проводили время. Однако с недавних пор она утратила здравый смысл.

– Это как? – спросил Барретт.

– Она вдруг начала на меня давить. Захотела, чтобы я не возвращался в Германию, а остался в Лондоне. Чтобы женился на ней. Говорила, что мне незачем возвращаться и впрягаться в дела семейной фирмы. У нее достаточно денег, которых нам вдвоем хватит на роскошную жизнь. Подарок оказался последней каплей.

– Почему?

– Она предложила, чтобы поездка в Индию стала нашим свадебным путешествием. Я отказался принимать ее подарок и сказал, что между нами все кончено. Мои слова ее очень расстроили. Она кричала на меня и даже орала. Потом стала пить.

– Странный вы человек, мистер фон Брандт. Иные мужчины без колебаний женились бы на столь богатой женщине. На женщине, устраивавшей их и в жизни, и в постели.

– Вы совершенно правы, инспектор. Иные мужчины женились бы на ней без колебаний. Такой тип мужчин называют жиголо, – холодно сказал Макс.

– Будет вам, мистер фон Брандт, – замахал рукой Барретт. – Я не хотел вас обидеть. Расскажите о том, что было дальше.

– Мод сильно напилась. Мне стало невыносимо слушать ее упреки, и я подумал, что разумнее всего отвезти ее домой. – Макс сделал паузу. – Она заявила, что я пожалею. Как видите, она оказалась права. Я сожалею, очень сожалею. Мне нельзя было заявлять о разрыве с ней. Знай я, насколько хрупка ее психика, ни за что бы этого не сделал.

– Как по-вашему, где она могла достать морфий столь сильной концентрации? Намного сильнее той, что продается в аптеках.

– Я знаю, что она частенько прибегала к морфию. Но понятия не имею, где она его добывала. – Помедлив, Макс произнес: – Инспектор Барретт…

– Да?

– Иногда Мод курила сигареты с добавкой опиума. Однажды она рассказала, где их достает. В Лондоне есть некое место под названием Лаймхаус. Это вам поможет?

– Мистер фон Брандт, – засмеялся Барретт, – в Лаймхаусе предостаточно мест, где мисс Селвин Джонс могла покупать такие сигареты. Да и морфий тоже. – Он завинтил колпачок ручки и закрыл блокнот. – Спасибо, что уделили мне время, мистер фон Брандт. Больше мы вас не побеспокоим.

Барретт встал. Макс тоже встал. Он проводил инспектора до двери.

– Вот если бы вы женились на мисс Селвин Джонс и она, будучи очень богатой женщиной, вдруг покончила бы с собой, мы бы задали вам еще много вопросов, – сказал Барретт, останавливаясь возле двери. – А в данной ситуации у вас не было никаких корыстных мотивов. Смерть мисс Селвин Джонс – банальное самоубийство. Газетчики будут разочарованы. Им всегда подавай сенсационную историю со всякими гнусностями и загадочной чепухой, которой полны романы. Но порой смерть весьма проста и печальна. Такая, какая есть. Примите мои соболезнования, мистер фон Брандт. Всего вам доброго.

– Благодарю вас, инспектор. И вам всего доброго.

Макс уже собирался закрыть дверь, когда Барретт вдруг обернулся:

– Вы позволите дать сам совет?

– Конечно.

– Не корите себя так жестоко. Если бы разбитое сердце считалось преступлением, лондонские тюрьмы были бы переполнены.

Макс печально улыбнулся. Инспектор Барретт откланялся и ушел. Макс закрыл дверь, налил себе бокал вина и тяжело опустился на стул. Сгущались сумерки, но зажигать свет он не стал. Он сидел и смотрел на догорающий камин. По его щеке скатилась слеза, затем вторая.

Он вовсе не разыгрывал спектакль перед инспектором уголовной полиции. Его печаль была настоящей, как и чувства к Мод. Он наслаждался ее обществом. Ему нравилось ее чувство юмора. А как бесподобна она была в постели. Макс скорбел по ней. Она не заслуживала такого конца. Макса снедало раскаяние.