Дикая тишина

Стоя в дверях церкви, я расписалась за полученную посылку: тяжелую коробку, которую занесла внутрь и поставила на стол. Я сидела и смотрела на нее, поглаживая картонные бока и ярлык с адресом отправителя и логотипом. Вскипел чайник, я заварила чай; потом подтянула колени к подбородку и застыла на деревянном стуле. Я могу открыть коробку прямо сейчас, достать ее содержимое, потрогать, подержать, понюхать. Или я могу дождаться Мота и разделить с ним этот момент. Через окно мне было видно, что в соседский сад вернулись подснежники, а бутоны на магнолии набухли и приготовились раскрыться. В выходные сосед разобрал свой сарай, и теперь, если сесть на столик у окна, можно было разглядеть деревья – вдали, между крышами. Я грызла печеньку и ждала, а коробка, казалось, увеличивалась в размерах под моим взглядом. Я перебралась на столик у окна, а ноги поставила на стул. Теперь мне было видно и коробку, и деревья, а между ними еще и кружку с чаем, от которой шел пар.

///////

Прошло несколько месяцев с тех пор, как я вышла из метро и оказалась в лондонском районе Ковент-Гарден. Дошла до улицы Стрэнд неподалеку – нервничала я так, что с трудом передвигала ноги и едва соображала. Я постояла перед каменной аркой, ведущей в сверкающее здание из стали и стекла. Так много людей, так мало неба, я почти задыхалась. Наша тропа провела нас сквозь боль и отчаяние утраты к мокрым ночам на туманных скалах – а теперь она завела меня вот сюда, под эту стеклянную дверь, перед которой я стояла и силилась вдохнуть. Литературный агент распахнула ее и пропустила меня внутрь, к огромному изображению пингвина, висевшему над стойкой приема посетителей.

– Не волнуйтесь, это просто неформальная беседа с ответственным редактором.

Рядом с этой невысокой элегантной женщиной в нарядной блузке и на каблуках я почувствовала себя огромной, плохо одетой и неуместной. Умение принарядиться никогда не было моей сильной стороной. Я провела рукой по волосам в поиске веточек и травинок – но нет, на голове у меня было все то же сухое, непослушное воронье гнездо, которое так и не приняло приличный вид после нескольких месяцев на природе. Я глубоко вдохнула спертый офисный воздух, вдохнула жизнь, смерть и все те сложные эмоции, которые им сопутствуют. Пока мы сидели на диване и ждали, когда спустится редактор, чтобы с нами познакомиться, я незаметно теребила синюю ткань обивки. Терять нечего, а значит, нечего и бояться. Так почему же я так нервничаю? Мы уже потеряли практически все свое материальное имущество и пережили это. Если я провалю встречу – а скорее всего, так и будет – и издательство решит, что не хочет публиковать мою книгу, то что я потеряю? Да ничего. Жизнь останется прежней, смерть по-прежнему будет поджидать совсем рядом, ничего не изменится. На книжных полках стояли книги знаменитых авторов, тех самых, что стояли и на моих полках в те дни, когда они у меня еще были. На секунду в памяти вспыхнула жизнь до того, как мне пришлось раздать целые коробки книг и забыть про полки. Потери освобождают. В той пустоте, которая остается после утраты, может случиться что угодно. Что-то может возникнуть из ничего.

Вслед за молодой женщиной, ответственным редактором, мы поднялись по ступенькам и подошли к двери в небольшой кабинет. Взявшись за ручку, она на секунду задержалась.

– Мы решили, что будет проще, если вы прямо сегодня со всеми познакомитесь.

Бежать было уже поздно: дверь открылась, и я увидела круглый стол, за которым сидели четыре человека, а за ними на стене висел портрет Джейми Оливера в натуральную величину. За окном кабинета, наверное, было ясное небо, но я его не видела. Я стояла у маяка на мысе Лизард, глядя на сотни ласточек, готовых оттолкнуться от скал и взлететь в воздух. Голова у меня шла кругом от пикирующей уверенности их полета. Ни сомнений, ни колебаний – они знали, что делать. Доверие без раздумий, такое же простое и сложное, как сама жизнь. Мы стояли у этого маяка, на самой крайней южной точке острова, а ветер уносил прошлое прочь, снимая с наших плеч всю его тяжесть. Мы повернули на север, и я пошла вслед за Мотом по пыльной тропе в будущее, и доверяли мы только друг другу и тому инстинкту, который говорил нам, что тропа поведет нас вперед.

Красивая худенькая женщина с беззаботной элегантностью задавала тон беседе.

– Вы раньше бывали в издательствах? Перед тем как мы приступим, я сразу хотела бы вас успокоить: нам очень понравилась ваша книга, и мы хотим ее напечатать. Но название придется поменять.

Тысяча ласточек поднялась в теплый воздух, в осеннее солнце, отразившееся в распростертых крылышках цвета полуночного неба. Когда воздух остыл и насекомых в нем стало меньше, птицы просто повернулись к югу и расстались с сушей. Исчезли в белом свете расстояния. За пределами надежды или веры. Слово «инстинкт» придумали люди, а не птицы: те всего лишь расправляют крылья и безоговорочно доверяют себя воздуху.

///////