Дикая жизнь

Жучок с лакированной спинкой, коричневой с лиловым отливом, глянцевой и блестящей, как крошечный наманикюренный ноготок. Пчелы. Редкий вид? Наверное. Они кружились над кустиком бессмертников. Стайка малюсеньких розовато-сиреневых бабочек. Черные жуки с шипами на спинах, в желто-красных пятнах. Красиво. Я прошла немного в обратном направлении по тропе, по которой добралась сюда, и в тени под деревьями разворошила палкой подстилку из листьев.

Там я нашла мокрицу, но не серую или коричневую, или серовато-коричневую, или коричневато-серую, словом, в обычной мокричной цветовой гамме. Эта мокрица была ярко-красная, как пожарная машина. Если бы она высунула голову из кучи листьев, то для птицы стала бы подобием неоновой вывески. Я взяла ее в руки, восхищаясь эксцентричной красотой. Ну вот, пожалуйста, думала я. Неожиданно ранняя слава. Луизия. Мокрица Луизы. Как бы мне задокументировать это важное научное открытие? Я слегка воодушевилась.

Размечтавшись, первым (вообще-то вторым – после мыслей о том, как я прославлюсь), о чем я подумала, был ты, Фред. Тебе она понравилась бы. Очень понравилась. Если бы ты был здесь. Ты – такая острая боль в сердце.

Для моей алой подружки я соорудила из листьев парк аттракционов в пластиковой коробке для образцов. Мы носим их с собой повсюду на случай, если найдем что-нибудь интересное, – чтобы принести это на урок окружающего мира.

Я взяла альбом для набросков, зарисовала насекомое и описала его особенности. Как же мне надоело, что тебя здесь нет, Фред. Так надоело хотеть показать тебе что-нибудь. Надоело заново укладывать в голове, что тебя больше нет. Это как изголодаться по еде и вспоминать, что ее не существует.

Пожалуй, я покажу эту мокрицу Майклу. Ну конечно. А почему бы и нет? Ему понравится. Но это не заменит возможность показать ее тебе. Достаточно ясно?

Отчасти дело в том, что я не хочу отпускать тебя. Я люблю тебя. Если я не думаю о тебе каждый раз, когда происходит что-нибудь важное, разве это не означает тогда, что для меня ты уже не важен? Как же я могу допустить такое?

Отчасти проблема в том, что ты незаменим. Это непреложный факт моей жизни. Какой бы долгой она ни была.

Общаться с тобой – все равно что касаться чего-нибудь «на удачу». Теперь вместо этого – больное место, свежая ссадина и тоска по тебе. Как же я могу забыть и отпустить тебя? Зачем мне такое исцеление?

Ключ у меня в кармане. Этот ключ замыкает и соединяет нас вместе где-то на другом краю света.

Наши, а теперь уже мои снимки соединяют нас.

Наши, а теперь уже мои строки снова соединяют нас.

Но мой лучший «замок» – это память. И если я не буду держать тебя в голове постоянно, разве память не улетучится? Или не ослабеет? Разве воспоминаниям не нужна поддержка?

Беда в том, что пока я поддерживаю в них жизнь, отдавая этому занятию всю свою энергию, волю и решимость, я сама не живу.

Я не дура, мне не нужно, чтобы все эти Эстер и Мерилл втолковывали мне, что для шестнадцатилетней девушки такая жизнь – далеко не предел мечтаний.

Я знаю, что бы ты сказал.

Ты сказал бы: действуй, Лу, м’Лу.

Есть уйма занятий получше, чем думать обо мне.

Не зацикливайся на том, чего больше нет.

Не живи утраченным прошлым.

Перечитай стихи Кристины Россетти, ради всего святого и как дань уважения к Холдену Колфилду. Никто из тех, кого я знаю, так больше не делает.

Я написала тебе сотню неотправленных писем.

Может, если я буду и дальше запечатывать их в конверты, они преспокойно полежат где-нибудь. Наша история продолжается как односторонняя переписка. Я могу позволить ей быть таковой. Могу прикрыть ее… могу просто иногда обращаться к ней… просто могу знать, что она там, и не беспокоиться; там мы.

Я не написала ни одного письма о том времени, когда ты говорил, что любишь меня.

Ты не собирался заговаривать об этом. Но слова вырвались сами, и тебя уже было не остановить.

Помнишь, как мы решили, что сможем приготовить расчудесный пудинг в микроволновке? Все тогда как помешались на готовке, каждый после уроков запекал какую-нибудь ерунду. «План Б» была на работе, Газель – на какой-то конференции. Мы совершили набег на кладовку. И рассудили так: если смешаем все, что нужно для кекса, с самыми вкусными кусочками шоколада в кружке, а потом разогреем эту смесь, то сразу же получится не пудинг, а райское наслаждение.

Что там было – яйца, самоподнимающаяся мука, M&M’s, «Майло»? «Нутелла»? И мелко нарезанный «Сникерс»?

Мы решили назвать кекс в честь создателей, то есть нас: «Фред и Лу», как мороженое «Бен и Джерри», только не холодное. В микроволновке мы подогревали его по одной минуте зараз.

После четырех таких раз мы решили, что пахнет восхитительно.

Я запихнула в рот целую ложку с горкой.

Вкус был суперомерзительный, кекс все еще отдавал сырыми яйцами, клейкими от муки. Нас как-то угораздило позабыть про сахар – жизненно важный ингредиент, если речь идет о кексах и пудингах. И сливочное масло мы тоже не положили, хотя стоило бы.

Неужели сработало выражение моего лица, когда я попробовала это месиво? Ты не выдержал. Уставился на меня и расхохотался.