Дикарь и лебедь

И все же я никак не могла оставить его здесь умирать.

Но и сдвинуться с места и хоть как-то помочь ему я тоже не могла.

Слезы подступили к глазам, но так и не пролились. Я медленно пошла к выходу из этой проклятой тесной пещеры, созданной для пыток и убийств. Вокруг снова сгустилась тьма.

Я замерла у закрытой двери. Дождавшись, когда в коридоре за ней затихнут шаги и смешливый голос Гвен, я вышла.

Вернулась к себе в покои, села на свою прелестную кровать и уставилась на собственные руки, от которых не было никакого прока.

19

Дейд

Похитить сопливого королевича было бы не так просто, но вот заманить в ловушку оказалось легко.

Я поймал его утром в тот день, когда, вернувшись в замок, застал лебедь в холле у наших комнат. От одного вида этого напыщенного ублюдка, от мысли о том, что Опал позволила его недостойным губам прикоснуться к ней, у меня закипала кровь.

Я оставил указания воинам, а сам переместился обратно в Цитадель, чтобы увидеть лебедь. За что едва не схлопотал книгой по морде.

Вспомнив о том, как она использовала книгу в качестве оружия, я ухмыльнулся. Она определенно умела драться, но перед лицом страха слишком часто забывала, на что способна.

Мой приятель, который мастерски подделывал чужой почерк, отправил принцу послание. Письмо от лица моей дорогой Опал сообщало, что она в бегах и просит встретиться наедине у Колодца желаний. Этот древний колодец находился в Синшелле, в нескольких милях от границы с Эррином – достаточно далеко, чтобы человечьи солдаты не заметили нашего приближения.

Не заметил его и принц. Он был достаточно глуп, чтобы поверить в содержимое письма, однако ему все же хватило ума прибыть на встречу со стражей.

Благодаря третьему легиону восемь его товарищей стали наживкой для морского дракона – принц с ужасом смотрел, как мои ребята взмывают с утесов и бросают его людей в Ночное море. Деваться ему было некуда.

От Брона прямо-таки разило страхом, но он все равно гневно воззрился на меня.

– Чего ты хочешь?

Я улыбнулся во весь рот:

– Я уж думал, что ты, кретин, не спросишь.

И врезал принцу кулаком по роже. А дяде велел проследить, чтобы жабеныша доставили ко мне в темницу.

Мне хотелось вонзить ему в брюхо когтистую лапу, чтобы сквозь окровавленные пальцы засочились его кишки. Хотелось овладеть лебедью у него на глазах, показать ему, каково это, когда она сама охвачена страстью, чтобы он понял: никогда – ни в этой жизни, ни в какой иной – ему не суждено такого испытать.

Мне хотелось насадить его сраную голову на копье и выставить ее на всеобщее обозрение. Но горячиться было ни к чему. Нет, торопиться я не стану. Буду смаковать каждую минуту, заставлю его пожалеть о том дне, когда он положил глаз на мою половинку, и проделаю это с огромным тщанием и вниманием к мельчайшим деталям.

Вальяжно шагая вдоль стены, я провел рукой по своим орудиям – кровь закапала на каменный пол. О, чего только не видели и для чего не использовались эти инструменты. Заметив, как блестят ножницы, я выбрал их – в ход их пускали явно не так часто, как ножовку, молоток и все остальное.

Принц выл и стонал. Я насвистывал песенку – образ Опал, распростертой подо мной в постели, то и дело всплывал у меня перед глазами. Если честно, большую часть времени я думал только о ней.

Поцелуй меня, сказала она тогда – так сурово, будто попросив об этом, запятнала собственную душу.

Я раскрыл ножницы и сделал надрез на животе у этого засранца.

Как она трепетала от моих прикосновений, как содрогалась, когда сладостно-мучительная истома становилась все ближе.

Я сомкнул ножницы и отсек кончик его соска.

Исступление. Опал – подо мной, практически голая, грудь вздымается, лицо раскраснелось и покрылось испариной, осоловелый взгляд. Когда ее настигла самая восхитительная агония, она закатила глаза.

Кровь хлынула, заливая рукоятку ножниц и мою руку, но крики его были все равно что белый шум, и я пырнул его снова – промеж ребер.

Когда напряжение достигло апогея и наслаждение затопило ее, она вся затряслась, а я излился ей на живот.

Еще один удар – на сей раз в живот. Лезвия ножниц раскрылись прямо у него в брюхе.

– Дейд. – Ее голос зазвучал у меня в ушах. Такой нежный, такой сладкий. Как спелый летний плод, обретший душу.

И, будь я проклят, на вкус она еще слаще. Изумительна настолько, что мне хотелось поглотить…

– Дейд. – На сей раз это прозвучало почти как окрик, и что-то коснулось моего локтя.

Я резко отскочил, выдернув ножницы из принцева живота, и кровь фонтаном выплеснулась прямо под ноги Опал.

Жабеныш заорал – истошно и протяжно, но я едва его слышал.

Взгляд Опал скользнул на изувеченного принца. На того, кто покусился на ее девственность. Пытался украсть то, что принадлежит мне. Хотел использовать ее ради собственной выгоды, жениться на ней, обесчестить и унизить…

Я оглянулся и бросил:

– Я еще вернусь, дорогой мой принц.

А затем отвесил ему такую оплеуху, что Брон потерял сознание.