Зайдя к нему в спальню, ничего нового не вижу. Все та же картина. Дима в наушниках, тычется в джойстик и пялится в экран телевизора.
Срываю наушники с его головы и вырубаю плойку.
– Эй, – вопит.
– Сел, – приказываю.
Слушается. Да, я умею быть убедительным.
– С сегодняшнего дня помогаешь на ферме.
– Да пап, блин! – дует губы.
– Катя тебе все покажет и расскажет, – продолжаю.
– Эта та рыжая? – морщится.
– Не рыжая, а Катя. Девчонка трудолюбивая уже в свои двенадцать. Так что будешь помогать, а не глаза ломать со своими игрушками, понял меня? Иначе выпру отсюда, вернешься к матери и ее хахалю.
– Да хоть бы и так, – делает вызов. – Один черт, у тебя тут как в тюрьме. Никакой развлекухи.
– Ах, тебе развлекуху подавай? – все, держите меня семеро.
Подхожу к нему, схватив за ухо, и тяну за собой.
– Ай-ай, пап, пап, мне больно, – пищит отпрыск.
– Я тебе покажу развлекухи, – спускаемся с лестницы.
– Ты совсем озверел без своей Милки, – вопит пацан.
В этот момент в дверь раздается стук. Не выпуская уха сына, открываю дверь. На пороге стоит Катюша.
– Ой, я помешала воспитательному процессу? – с улыбкой смотрит на меня и Димку.
– Именно. И ты его продолжишь, как договорились, да? – спрашиваю.
Девчонка с готовностью кивает. А я выпускаю сына. Димка хватается за ухо. Весь красный, но реветь не собирается. При девчонке западло. Понимаю.
– Катю слушаться, все выполнять. Только узнаю, что обижаешь, бандеролью отправлю к матери, – проговорил и оставил их разбираться дальше. А сам вернулся в кухню.
Еще предстоит понять, что делать и как быть дальше. Мне бы радоваться, что Милка сама уехала. Но на душе как-то не по себе, тяжело. От одной мысли, что я ее могу больше не увидеть, удавиться хочется. Зацепила она меня, и не отвертишься от этого.
Глава 24. Наивная малолетка
Мила
– Значит, вернулась одна, – не спрашивает, а констатирует Андрей Петрович. – Без внука, – смотрит волком из-под полукружий своих дорогих очков и хмурит морщинистый лоб. – Провалила мое задание.
Я гордо задираю подбородок, и не думая чувствовать себя виноватой. Не думаю ведь? А чего тогда руки до боли стискивают ежедневник? Это нервное. Точно! Потрепала меня сельская жизнь. Утром даже глаз дергался! Пришлось прибегнуть к помощи валерьянки и ромашкового чая, заботливо приготовленного мамой.
А что? Я сделала все, что в моих силах. Уговаривала, увещевала, упрашивала и умоляла. И даже чуточку больше… Чуточку того, от чего начинают краснеть щеки и тарабанить сердце.
Я не всемогущая. Да и исправление их с Люсиндой Михайловной ошибок прошлого точно не в моей компетенции. Поэтому я киваю и говорю:
– Да. Одна.
И пока генеральный директор не начал выливать на меня потоки своего возмущения, торопливо добавляю:
– Ваш внук на редкость упрямый мужчина.
– Моя порода!
– Его устраивает жизнь на ферме, и в город ехать он не собирается.
– Правда?
– Правда.
– Как интересно.
– А еще он сказал, что не горит желанием встать во главе вашей корпорации.
– Серьезно? – будто бы искренне удивился старичок. Который, кстати, совсем не похож на доживающего последние месяцы своей жизни.
– Серьезней не бывает.
– Это все?
– Эм… – ну, еще я чуть не переспала с вашим внуком, Андрей Петрович. В порыве страсти и под действием крепкого домашнего вина. Но будучи неопытной девственницей – испугалась. Всю ночь проворочалась на диване. Два часа продремала. Проснулась с рассветом. Лежала, смотрела в потолок, пока резко не стало стыдно. От мысли, что вот-вот придется заглянуть в глаза Мише и как-то оправдать свою истерику. Честно, я сама не успела сообразить, как уже сидела в своем кабриолете, мчащая по полям к трассе.
Да, я сбежала. Позорно поджав хвост. Поэтому сейчас я здесь. Но вам об этом, уважаемый Андрей Петрович, знать не обязательно.
– Все, – киваю.
– Обижается, значит, – задумчиво потирает подбородок Андрей Петрович. – Весь в отца!
Да не только в отца – думаю я, но вслух не озвучиваю. Поднимаюсь с кресла, спрашивая:
– Я могу идти?
– Куда?
– Как куда? На свое рабочее место.
– А разве не пора готовить новое?
– Что?
– Место. В твоем кабинете вчера закончили ремонт.
– В каком кабинете? – не понимаю я. – У меня был прекрасный ремонт…
– Это в твоей-то каморке? – фыркает гендир. – Такая будка не подходит новому заместителю генерального, – отмахивается. – Переезжай в кабинет пятьсот пять. Сегодня подпишу твое назначение, – тянется к папке Андрей Петрович, а я от неожиданности роняю блокнот, глупо хлопая ресницами, глядя на начальство. – Ну? Чего вылупилась, как турист на Эйфелеву башню?
– Так я же… ну, не справилась с вашим поручением…
– С ним не справился бы никто, – убивает меня стрик своим вздохом.
– То есть вы знали, что ваш внук не поедет со мной в Москву? – охаю и надуваю губы я.
– Не знал, а предполагал. Не дуй щеки. Я должен был попытаться. Ты девка видная, красивая, умная и упрямая. А он мужик не дурак, не бедняк и холостой.
– Это… – хлопаю я губами от возмущения. – Это что, была попытка сводничества?!