Дикарь из глубинки или курс выживания для мажорки

– Я же говорил – лучше надо было громыхать костями, Милена. Луч-ше! Что уж теперь? Начудили мы с Люсенькой в прошлом. Думаешь, я сам с внуком не разговаривал? Этот спесивый мальчишка меня даже на порог дома не пустил. Сопляк! Весь в отца!

– Да и не только в него… – бурчу я обиженно.

– Что ты сказала?

– Я говорю – это было подло, Андрей Петрович!

– Ты говори, да не заговаривайся! – стучит кулаком по столу генеральный. Да так, что подпрыгивают ручки, и вместе с ними я. Подпрыгиваю. А потом тут же хмурю брови и наглею, заявляя:

– Мне нужна неделя отпуска.

Умирать, так с музыкой. В конце концов, я заслужила!

– Чего-чего тебе нужно?

– Вы слышали.

– Когда?

– Прямо сейчас.

Немедленно! С этой же минуты!

– С какой это радости, позволь узнать?!

– Ваш дражайший внук со своей фермой конкретно потрепали мне нервы. Я трижды чуть не умерла! От голода, холода и… и… – остановки сердца, когда его руки ласкали и трогали, а губы целовали и впивались так, будто я самый сладкий на свете десерт. В его объятиях было так надежно и тепло.

От воспоминаний в животе начинают порхать бабочки, а желание собирается в тугую пружину, готовую вот-вот выстрелить по самым взрывоопасным местам. За свою жизнь я была всего дважды так близка к потере невинности, но оба раза и близко не было так сладко, как с Мишей…

– И? – врывается в мои воспоминания прошлой ночи голос генерального.

– И все. Я хочу отпуск. Это не обсуждается.

– Ишь, какая дерзкая вернулась. У внука моего научилась?

Да!

– Нет. Просто я считаю, что я заслужила.

Андрей Петрович хмурится пуще прежнего. Хватается за ручку и выдергивает чистый лист. Кидает на стол и кивает:

– Пиши.

– Что?

– Заявление. Отнесешь в отдел кадров.

– Вы меня увольняете? – на мгновение срывается в пропасть мое сердце.

Допрыгалась?

– Пока всего лишь отправляю в недельный отпуск. Но если продолжишь так же дерзить руководству – уволю, Серебрякова! И глазом не моргну! Поняла?

– Поняла, приняла! – хватаю со стола лист. – Я пойду?

– Шуруй отсюда. И чтобы до следующей недели на глаза мне не попадалась.

– Спасибо, Андрей Петрович! Вы самый лучший!

– Еще бы, – фыркает высокомерно гендир, но на выходе я вижу, как по его губам расплывается мягкая улыбка. А уже в пороге меня осеняет.

Я, резко крутанувшись на каблуках, оборачиваюсь:

– А история с болезнью – это…?

– Серебрякова, – рычит Андрей Петрович., – я здоров, как бык! Исчезни.

Я-я-ясно. Меня обвели вокруг пальца, как наивную малолетку. Нет никакой болезни. Нет никаких “пару месяцев” жизни. Это все был тупо предлог. А я поверила. Святая простота!

Я поджимаю губы, но пулей покидаю кабинет руководства. Пока иду до своей, как выразился Румянцев, каморки – прохожу все стадии от отрицания до принятия. А скидывая вещи в сумочку, думаю о том, что в этой жизни все имеют право на второй шанс. Да, чета Румянцевых поступили с родителями Миши не самым лучшим образом, но разве с него убудет, если он хотя бы попытается сблизиться со стариками…

С работы я тороплюсь, улетая едва ли не со скоростью света. И только оказавшись дома, понимаю, какую совершила ошибку. Родителей нет, и в тишине меня накрывает. Мыслями. О Мише. Чтоб ему неладно было, блин!

Прошло чуть больше суток, когда мы виделись последний раз. Он молчит. Не звонит и не пишет. Но это и понятно, у него нет моего номера. А еще он даже не пытался меня догнать. Хотя зачем ему это? Обидно…

Неужели, сбегая, я надеялась, что он рванет за мной? Глупо и самонадеянно, Серебрякова. Сдалась ты ему. У Румянцева своя жизнь, у меня своя. Да, мы чуть не переспали. Да, он едва не стал моим первым. И что с того? Если для меня та ночь могла бы стать особенной, то для Миши? У него таких, как я, целая очередь. Полдеревни готовой “грудью встать”.

А я испугалась. Спасовала. Я трусиха. А ему не нужна трусиха. Ему нужна такая, вон, как Танька. Бой баба! Которая сама запрыгнет, сама все сделает, еще и добавки попросит. Раскрепощенная, смелая и не девственница. А не робкая, стеснительная, неопытная в сексуальном плане “городская”.

Значит, ему вообще от меня только это было и нужно. Типичный мужик! Подкатить, переспать и выкинуть из жизни, как будто никогда меня в ней и не бывало. А что? Удобно! Я сама приехала. В доме, опять же. Под боком. Пьяненькая. Глупенькая. Очарованная пылкими разговорами и на все готовая жертва. Красота!

Ну, Миша…

Ну…

Гад!

Незаметно моя апатия трансформируется в злость. А рассеянность в решимость, которая толкает на подвиги. На генеральную уборку. Мама с папой будет в шоке, когда вернутся.

Сначала я драю гостиную. С особой тщательностью вымываю каждую полочку, тумбочку и статуэтку. Чищу специальным средством мягкую мебель и поливаю все-все цветы, которых у нас как в оранжерее – завались!