Дикари. Дети хаоса

Она кивнула, глядя на меня так, будто едва могла меня рассмотреть. Глаза у нее были налиты кровью, но в первую очередь меня поразили темные круги под ними. Никогда не видел ни у кого таких черных мешков. Казалось, будто она нарисовала их гримом. Кожа, напротив, была мертвенно-бледной. Никакого макияжа и украшений. Она выглядела измученной, будто не спала несколько дней. Хотя при лучших обстоятельствах она могла бы быть довольно привлекательной. Жесткие от природы черты лица, казалось, скорее лишь подчеркивали ее женственность. Губы у нее были потрескавшимися и бескровными, а ее одежда — безрукавка с капюшоном и джинсы — выглядела так, будто давно носилась и отчаянно нуждалась в стирке. Босые подошвы были черными, и на щиколотке правой ноги я заметил татуировку в виде божьей коровки. Несмотря на нынешнее состояние, Конни Джозеф, похоже, находилась в хорошей физической форме для женщины ее возраста. Телосложение у нее было скорее атлетическим. И хотя я ожидал, что женщина ее профессии будет выглядеть более угрожающе в физическом плане, похоже, в лучшие дни, при необходимости, она вполне справлялась со своими обязанностями.

— Вы в порядке? — спросил я.

Губы у нее изогнулись в злобной ухмылке, но больше она никак не отреагировала на мой вопрос.

На полу рядом с ней я заметил полбутылки водки, полуавтоматический пистолет и открытую коробку с патронами, часть которых просыпалась на пошарпанную плитку. Вид пистолета, находящегося в распоряжении человека, настолько эмоционально подавленного, заставил меня занервничать. Поэтому я остался стоять на месте, осматривая кухню.

Единственными признаками, что здесь кто-то жил, были переполненная мусорная корзина в дальнем углу и секция кухонной стойки, где рядом со стопкой неоткрытых писем лежали несколько бутылочек с рецептурными лекарствами.

Конни наблюдала за мной, придерживая одной рукой обмотанное вокруг нее одеяло, а другой — нервно теребя серебряный крестик, висящий на шее.

— Вы все еще живете здесь?

— Все распродала, — сказала она. Голос у нее был низковатым и не очень ей подходил. А звучал он еще более глухо и хрипло, чем через динамик домофона. — Теперь все это бесполезно.

— Переезжаете?

— Мне некуда идти. Некуда бежать.

Я сделал неуверенный шаг в сторону кухонной стойки. Среди лекарств я заметил те, которые помогают справляться с тревогой и депрессией. На одной этикетке было написано «Зипрекса».

— Это должно подавлять симптомы бредового расстройства, которое у меня диагностировал врач, — сказала она и потянулась за водкой. — В основном его применяют при шизофрении и психозах. У меня нет ни того, ни другого, но мне все равно его прописали. И я принимаю его. Черт, я глотаю все, что мне дают. Хуже, чем есть, мне уже не будет.

— Наверное, вам нельзя пить, раз вы принимаете все это, — сказал я. Хотя мне ли давать кому-то советы относительно алкоголя?

Не обращая на меня внимания, она сделала несколько глотков, затем, устало вздохнув, вернула бутылку на прежнее место.

— Я ждала вас или кого-то вроде вас. — Она изучающе смотрела на меня своими болезненными, остекленевшими глазами. — Вы профи?

Мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что она имеет в виду.

— Я — писатель, а не сыщик. Старый друг Мартина, и занимаюсь этим по просьбе его матери.

— По просьбе матери? Эту старую суку нужно прикончить только за то, что она произвела его на свет. Она сказала, что умирает, когда нанимала меня. Все еще цепляется за жизнь, да?

С напускным безразличием я прислонился к стойке, при этом не сводя глаз с пистолета.

— Я так понимаю, вы отправились на юг от границы, искать Мартина.

— Как давно? — спросила она, продолжая теребить одной рукой крестик.

— Прошу прощения?

— Вы сказали, что вы его старый друг. — Голос у нее теперь дрожал. — Как давно вы дружите?

— Мы дружили, когда были детьми. Я не видел его уже много лет.

— Когда-то я служила в армии.

Я начал опасаться, что она уже в таком состоянии, что ничем мне не поможет.

— Понятно.

— А еще была копом какое-то время. Потом занялась вот этим. Специализировалась на пропавших без вести. В основном это дети, сбежавшие из дома или похищенные, мужья, уклоняющиеся от алиментов и скрывающиеся, или домохозяйки, не вернувшиеся из магазина. Но теперь я уже всё. Должна уходить на пенсию по инвалидности. Недееспособная, как говорят врачи. Весь этот мир недееспособен. Проклят. Именно поэтому Мартин там… здесь… среди нас. — Она посмотрела в окно, будто отвлекшись на что-то. — Я искала людей по всей стране, по всему свету. Некоторые не хотели, чтобы их находили, а другим это было просто жизненно необходимо. Вы не представляете, что мне довелось повидать. Но все это — ничто по сравнению с тем, с чем я столкнулась в Мексике.

— С чем вы столкнулись?

— Спросите его мать или ту дерзкую, высокомерную сучку с большими сиськами и в очках. Я сказала им обеим, что не смогу вернуть его, не смогу заставить его вернуться. Думала, что это просто какой-то чокнутый, косящий под Мэнсона или типа того, уехавший в пустыню с кучкой обдолбанных идиотов. Думала, что он просто брехун.