Дикари. Дети хаоса

— Это древний знак Странника. — Несмотря на катящиеся по лицу слезы, Конни внезапно начала говорить, будто находилась под гипнозом и произносила строки, выученные наизусть. — На протяжении всей истории Странник появляется в рассказах всех религий в той или иной форме. Это может быть ангел милосердия, святой мученик в облике странника или демон в облике человека, демон, обладающий божественной силой.

Шрамовник смотрел на меня сквозь ливень, вскинув руки. Шрамы сновали словно ожившие лианы, скользили по его коже и заключали его в уродливый кокон порока, упадка и разврата.

Грехи всего мира…

— Откуда вы все это знаете? — спросил я.

— Они научили меня, те, кого он посылал по ночам. — Она опустила безрукавку и снова осела на пол. — Они учили меня, пока выжигали это на мне. Мне пришлось выучить это, чтобы я могла рассказать тебе, Фил.

По телу у меня пробежала дрожь. Я не называл ей свое имя. Меня изучал первый детектив, а не Конни. И она, и Томпсон, второй нанятый сыщик, занимались только поисками Мартина. У нее не было ни причин, ни возможностей знать, кто я такой.

— Откуда вам известно мое имя?

После того как она ответила, я оставил ее там, в пустой квартире, с водкой и таблетками, грезами и кошмарами, пулями и слезами. Но пока я ехал по городу, сгорбившись на заднем сиденье такси, меня преследовали видения. Из зловещих глубин собственного разума я наблюдал, как она стоит перед теми двумя большими окнами в гостиной ее квартиры, приставив пистолет к виску. В наших головах, по небу и по переулкам проносились одни и те же грозовые тучи, а внизу, по городским улицам, уворачиваясь от капель блестящего дождя, спешили люди. Теперь цель, поставленная перед ней Мартином, выжженная им в ее плоти, разуме и душе, была достигнута, и я увидел, как Конни кубарем летит сквозь эти окна. Разбивает стекло, падает вниз, устремляясь к тротуару, который скоро окрасится кровью. На одном виске у нее виднеется маленькая черная дырочка, в другом — зияет жуткая рваная рана.

Потом я понял, что это были вовсе не капли блестящего дождя, а осколки стекла, падающие с ложной красотой навстречу судьбе, рожденной из обмана и пролитой крови.

Закрыв глаза, я проиграл в голове последние мгновения, проведенные с ней.

«Мне пришлось выучить это, чтобы я могла рассказать тебе, Фил».

«Откуда вам известно мое имя?»

Сделав очередной глоток водки, Конни злобно ухмыльнулась, как и тогда, когда я только зашел к ней в квартиру.

«Он только что шепнул мне его на ухо».

Часть вторая

8

Мексика. У большинства она вызывает мысли об изолированных курортах, туристических городах, красивых пляжах, разнообразии цветов, энергичных, выносливых людях, коктейлях «Маргарита», еде, границе, отпусках или побегах, новостных репортажах о нелегальной иммиграции, студенческих историях, протеиновых батончиках «Уайлдбар», а также расистских, почерпнутых из дешевых фильмов и мультиков, не соответствующих действительности образах страны и людей. У меня о ней другие мысли. Мои мрачнее, они безмолвны, как утопающие в гравии кладбища, как кости и песок старых пустынь, беспомощно жарящиеся под древним солнцем. Подобны чему-то, медленно тлеющему у самой поверхности, постепенно поглощаемому огнем, еще не успевшим разгореться. Это — оранжевое свечение, скользящее по сигаретной бумаге, пожирающее ее неторопливыми волнами при каждой размеренной затяжке через плотно сомкнутые губы. Мои мысли поглощают меня не целиком, а агонизирующими мелкими фрагментами.

Пока я лежал, потеющий и вымотанный, на убогой кровати дешевого отеля, в открытое окно лились звуки и запахи, вибрации и грехи города. Стены были обшарпанными и потрескавшимися, в пятнах от воды и бог знает чего еще. Полы — пыльными, потертыми и неровными, а потолки низкими и напоминающими закрытую крышку гроба. Ванная в этом приземистом двухэтажном отеле была лишь одна на этаж, хотя прямо в номере, у изножья кровати, находилась отдельно стоящая раковина. Никогда не видел ничего подобного. Несколько минут назад я побрызгал на лицо и шею водой, но жара была такой сильной, что я уже покрылся новым липким слоем пота.