Дикари. Дети хаоса

Закрыв телефон и разорвав эту тонкую, протянутую между нами нить, я отвлек себя взглядом на часы. Бруннер опаздывал уже на пятнадцать минут. Липкий от пота и голодный, я начинал терять терпение. Вдобавок ко всему, мимо меня пронеслась толпа пьяных студентов, орущих во все горло и ведущих себя чрезмерно нагло, будто они думали, что это круто. За ними пожилая пара туристов нервно протискивалась сквозь толпу, вцепившись друг в друга. Судя по их виду, они собирались убить своего турагента, едва вернутся домой. Бледный немолодой американец с уродливым зачесом прошел мимо, словно карикатурный педофил на охоте.

Чем дольше я стоял, тем сильнее волны мексиканцев и американцев захлестывали улицы. Я наблюдал за проплывающими мимо лицами, и подозрение во мне стремительно нарастало. Ночь изменила все. Если раньше я не ощущал здесь Мартина, то теперь понял, что это скорее вопрос перспективы, поскольку моей целью здесь был уже не Мартин. Не совсем он. Он стал кем-то другим, возможно даже чем-то другим. Любой мог представлять потенциальную угрозу. Любой мог быть тем, кто подослан сюда помешать мне добраться до него. Мартин знал, что я здесь, — в этом я не сомневался. В Тихуане у него были глаза, и они следили за мной, сверлили меня взглядом и проникали глубоко внутрь. Возможно, он находился в нескольких милях от меня, но он был здесь. Я чувствовал у себя на затылке его теплое и ровное дыхание, чувствовал, как его пальцы, словно змеи, скользят у меня по груди и по горлу.

Лицо Мартина вспышками появлялось передо мной, сочащееся дождевой водой и кровью.

Едва я бросил сигарету и раздавил ее носком ботинка, как из толпы появился Бруннер. Хотя от него смердело выпивкой, я заметил несколько новых жирных пятен на его пиджаке и на без того грязной рубашке. Так что, по крайней мере, часть денег, которые я ему дал, пошла на еду.

— Прошу прощения за опоздание! — воскликнул он, подбираясь ко мне боком. — Но поскольку у меня довольно доверительные отношения с некоторыми сотрудниками «Розовой Лисы», я решил ненадолго туда завернуть.

Бруннер был настоящей золотой жилой, но слушать его было утомительно.

— И?

— Я поинтересовался насчет человека, которого вы ищете, но, как понимаете, к подобным вопросам нужно подходить деликатно и с максимальной осторожностью. Даже те из нас, кто живет здесь, в Тихуане, ведут себя неприметно. Все мы — призраки без имени, без прошлого и без будущего. Важна лишь сегодняшняя ночь. — Он улыбнулся, продемонстрировав карамельного цвета зубы. — А завтра все будет уже по-другому. Такова жизнь, сэр. Здесь, в этом приграничном городе…

— Очень поэтично, Бруннер, — сказал я, беря его за руку и ведя в толпу. Поток подхватил нас, и мы понеслись в нем, как в реке, текущей вдоль тротуара. — Ближе к делу. Что ты узнал?

— Да-да, конечно. Вынужден доложить, что вашего мистера Уилера там не было. Однако ваша информация соответствует действительности. Известно, что он часто посещает данное заведение. — Пока мы шли, Бруннер вытащил из внутреннего кармана пиджака чудовищно грязный носовой платок и вытер со лба пот. — Вполне возможно, что он появится там позже. Никаких гарантий, но мне кажется, сейчас это будет простая игра в выжидание. Насколько я понимаю, рано или поздно он появится.

— Мне этого недостаточно, — сказал я ему. — Нам нужно найти его сегодня. Утром я уезжаю из города. Кто-то из тех, кто там работает, знает, где он живет или где я могу найти его?

— Не сомневаюсь, что мы сможем заполучить эту информацию. — Бруннер поднял вверх искривленный артритом палец. — Конечно же, проблема только в финансировании, сэр.

— Финансирование — это не проблема, — резко сказал я. — Просто отведи меня туда.

По дороге я купил в каком-то ларьке буррито с колой и стал есть, пока мы пробирались сквозь толпы людей. Я ожидал, что мой желудок не примет такую еду, но оказалось довольно вкусно. К тому времени как мы дошли до конца бульвара и повернули на другую улицу, я закончил с трапезой. Бруннер остановился перед открытым дверным проемом. Я поднял глаза. Над входом гудела розовая неоновая вывеска в форме одетой в сомбреро лисы, на кончике пушистого, торчащего вверх хвоста которой болталась женская туфелька на шпильке. Вместо двери висела занавеска, а рядом с ней сидел на стуле и раздавал листовки толстый ухмыляющийся мексиканец.

Я проследовал за Бруннером за занавеску и оказался в убогом, тускло освещенном баре, где пахло потом, сигаретным дымом и спиртным. Вдоль стен теснились кабинки, а в центре помещения находилась длинная стойка со стульями по обе стороны от нее. Худая, но грудастая, скверно накрашенная стриптизерша лет двадцати с небольшим, в красном, усыпанном блестками бикини расхаживала по стойке. Со скучающим видом она медленно пританцовывала под мелодию, звучащую из дребезжащих потолочных динамиков. Время от времени она встряхивала гривой сильно начесанных, угольно-черных волос и настолько близко подходила к разноцветным лампочкам, вмонтированным в стойку, что становились видны многочисленные растяжки и шрам от кесарева сечения.