Даже в вечном сне Мартин продолжал грезить.
23
Минуты, дни, недели, все слилось воедино, и я был благодарен за это. Я чувствовал себя как в песне «Старик-река», устал от жизни, но боялся умирать.
Мы ненадолго вернулись в Тихуану в надежде оставить наши кошмары в той ужасной пустыне. Я пытался найти Джейми, но он больше не жил по старому адресу, и никто не знал, где он. Единственное, что я смог выяснить, это то, что однажды ночью он куда-то исчез. Я не знал, жив он или мертв. И по-прежнему не знаю. Но я часто думаю о нем, и буду думать всегда.
Мы с Гулякой двинулись на юг, на этот раз держась ближе к побережью, и наконец поселились в небольшой тихой деревушке в северном районе Тихого океана. Как бы я ни хотел вернуться к своей прежней жизни, как бы ни хотел снова попытать счастья, я чувствовал, что еще не готов к этому. Я не мог поехать домой. Я скучал по дочери, но не мог посмотреть ей в глаза, не мог вернуться к жизни, ждущей меня там. Поэтому мы с Гулякой жили как изгои, без забот и обязательств. Целыми днями отдыхали и загорали на пляже. По ночам напивались до беспамятства, курили травку, глотали «правильные» таблетки и флиртовали с «неправильными» женщинами. Любыми способами пытались притупить боль и успокоить наши мятущиеся души.
В последующие недели я пытался все забыть и убедить себя, что бо́льшая часть произошедшего — это наркотический трип, или бредовая галлюцинация. Но погибли люди. Я хладнокровно убил Мартина, и это не сон. Однако окружающий мир, казалось, этого не заметил. С каждым захватывающим восходом и закатом, которые я наблюдал, сидя пьяным на теплом песчаном пляже, я все больше осознавал, что на этой планете мы — незначительные источники раздражения. Зуд на спине собаки, который та равнодушно пытается унять, почесывая себя лапой. Солнце продолжало вставать, а волны продолжали биться о берег, независимо от того, выходили мы на прогулку или нет.
И все же одна, сказанная Мартином вещь продолжала преследовать меня.
Ты когда-нибудь задумывался, почему Бог создал нас людьми, а затем наказал за нашу человечность?
Я с детства жил в постоянном страхе, но научился скрывать его, чтобы никто не узнал о моих грехах. Привык все время оглядываться через плечо, чтобы быть готовым ко всему. И во всем этом хаосе я многое упустил. Бог вовсе не наказывал нас за нашу человечность. Мы сами себя наказывали. Правила, последствия и ограничения были установлены и записаны людьми. Наши религии, организации и доктрины скорректированы и сформированы таким образом, чтобы они отвечали интересам не масс, а тех, кто стремится ими управлять. Бог создал нас такими, какие мы есть. И люди, которые хотели господствовать над Его творениями, с самого начала принялись изменять правила, устанавливать свои законы, прикрываясь благочестием и выдавая их за волю Бога. Каким бы злым ни был Мартин, он снова оказался прав: когда ситуация достигла критической точки, единственной игрой в городе стала консолидация власти. Мы сковывали и поедали сами себя за нашу человечность — и себя и друг друга — и всё во имя Того, кто не имел к этому никакого отношения.
Хаос не был частью Вселенной, а жил лишь в нас и только в нас.
Чуть больше трех месяцев я прятался от того, что должен был сделать, прежде чем решил, что пора уезжать. Гуляка остался, в своей новой среде он чувствовал себя комфортно. Я был обязан ему жизнью, и мы очень сблизились, но я не мог остаться.
Выпив с ним напоследок, я оставил его в одном пляжном баре. Идя по песку к автобусу, который должен был отвезти меня в Тихуану, я оглянулся назад, в надежде унести с собой приятные воспоминания о нем. Но даже среди такой красоты мне показалось, что лицо у него снова раскрашено кровью Руди Боско.
Больше я его не видел, разве что в своих кошмарах.
Вместо того чтобы вернуться в Массачусетс и сообщить миссис Дойл новости, я сперва поехал домой. Мне нужно было повидать Джиллиан. После всего, через что я прошел, мне необходимо было знать, что в этом мире есть кто-то еще, ради кого стоит жить. Вернувшись в город, я взял такси и поехал к Триш. Попросил водителя припарковаться на другой стороне улицы и стал просто наблюдать за домом. Я хотел зайти, но что-то удерживало меня. Возможно, страх, возможно, что-то другое. Я не знал наверняка.
Когда наконец на улице появилась Джиллиан, идущая к дому с небольшим пакетом продуктов в руке, сердце у меня учащенно забилось и эмоции едва не взяли верх. Моя маленькая девочка превратилась в молодую женщину, и впервые в жизни я готов был принять это. Я не успею заметить, как она станет взрослой. Окажется одна в страшном мире, породившем таких людей, как Мартин и я.
Я наблюдал, как она поднимается по лестнице, такая молодая, полная жизни и надежд. И хотя я до боли в руке сжимал дверную ручку, я так и не мог заставить себя выйти.
— Хотите, чтобы я оставил счетчик работать, или что? — спросил таксист.
— Поехали, — сказал я ему. — Увезите меня отсюда.