Дихронавты

Дрожа, он снова опустился на палубу. Здесь любой наклон вбок был чреват опасностью. У южанцев было восемь практически горизонтальных ног и невысокое, сплющенное тело; ни удар, ни травма не смогли бы лишить их равновесия. Если бы его собственное тело было воссоздано с вертикальным, осевым туловищем, позволявшим ходить на двух ногах, Сэту бы постоянно грозила опасность свалиться к границам темнового конуса, который окружал его со всех сторон, без единого шанса растянуться по земле. Считалось, что самые бесчеловечные из палачей древности изобрели разновидность пыток, при которой жертву зажимали между двумя близко расположенными стенами – обращенными соответственно на запад и восток, – а затем оставляли, пока человек не слабел настолько, что уже не мог стоять. Проведя несколько дней без еды, воды и сна, жертва рано или поздно падала в одном из двух возможных направлений, и крутящий момент разрывал ее тело на части. Но здесь можно было обойтись даже без стен.

– Как думаешь, они все еще продолжают поиски? – спросил он Тео. По позе моряков было сложно судить о том, много ли внимания они уделяли окружающей воде, но смены направления он так и не почувствовал.

– Могут быть и другие лодки, – с надеждой в голосе предположил Тео.

Сэт слегка повернул голову и снова заметил где-то вдалеке линию светящихся огоньков. – Так что это такое? Города? – Такие густонаселенные и расточительные в плане освещения, что могут развеять вечную ночь над окружающей территорией?

– С какой стати им располагаться в ряд? – возразил Тео.

– Может быть, они стоят на берегу реки. – Но Сэт и сам уже начал сомневаться в правдоподобности этой идеи. Еще до появления городов и фонарей животным нужно было как-то ориентироваться в темноте. Осевые сонары поперечников здесь были бесполезны, но ведь аналогичные органы чувств могли работать и в обычных направлениях. И если предки южанцев достигли расцвета в мире тьмы, то откуда у них вообще взялись глаза и необходимость в лампах как таковых?

– Это же Солнце! – воскликнул Тео.

– Что?

– А ты разве не видишь?

Сэт был в замешательстве. – Между нами и Солнцем сейчас находится громадная каменная толща. Или ты думаешь, что его свет огибает наш мир с края?

– Нет, край света был моей ошибкой. Мы провалились в дыру; сам мир простирается гораздо дальше нее.

– И откуда ты это знаешь?

– Я прямо сейчас вижу доказательство твоими глазами, – ответил Тео. – Солнечный свет не может рассеиваться в пустоте – и даже будь там достаточно пыли, чтобы его отразить, она бы явно не стала собираться в неподвижные скопления. Но если земля тянется дальше на юг, и дыра, сквозь которую мы прошли, была лишь одной из тысяч…

Сэт всмотрелся в череду голубых огоньков – пропастей вроде той, через которую прошли они сами, с той лишь разницей, что их входы располагались в глубине абсолютного лета. До нелепости гладкая кривая, вблизи которой располагались светящиеся точки, была отнюдь не случайным совпадением в расположении самих дыр; просто видимыми в любой конкретный момент были лишь провалы, находившиеся на пересечении гиперболоида и конуса максимальной солнечной яркости. Подобно сумеркам, освещавшим тот самый склон, этот свет рассеивался воздухом и пылью, но сейчас его источник пылал так неистово, что мог разогнать ночную тьму даже на таком огромном расстоянии.

– Я понял, – ответил он. – Но если в нашем мире столько дыр, почему на поиски одной из них ушло так много времени?

– Потому что сейчас в твоем поле зрения находится территория, которая как минимум в миллион раз превышает площадь всех земель, охваченных миграцией за известную нам историю. Миграции всегда были ограничены узкой полосой из-за особенностей геологии, и нам ни разу не выпадало шанса увидеть то, что лежало за ее пределами – но здесь, где земля вздымается повсюду вокруг тебя, дальность твоего обзора практически безгранична. Если, следуя за движением Солнца, ты насчитаешь десять тысяч таких точек, это ничего не скажет об их взаимной близости. Зато скажет о том, насколько громадную территорию ты теперь способен охватить своим взглядом.

Эти высокопарные слова казались безжалостными, но ирония их положения едва ли была выдумкой самого Тео. Сэт с легкостью был готов поверить в то, что подобный пейзаж еще не доводилось лицезреть ни одному ходоку – как не доводилось оказаться в настолько беспомощном состоянии, чтобы не иметь возможности ее обследовать.