Дикие питомцы

Вскоре я окончательно понимаю, что уснуть не получится, и мы совершаем набег на Пирсовы запасы алкоголя. Все они хранятся на стоящей в углу кухни серебристой тележке. В темноте поблескивают выстроенные аккуратными рядками стаканы. Рядом виски в графине с тяжелой хрустальной пробкой, ангостура, кампари, вермут. Нэнси открывает морозилку и со всей силы бьет о стойку формой для льда. Сама же вздрагивает от грохота и ловит мой взгляд. Нэнси из тех, кто сначала хватается за острое, а потом искренне удивляется крови на пальцах. Нам обеим не по себе, но она не может признать, что боится разбудить Пирса, а потому снова лупит формой о стойку. По зеленой каменной столешнице рассыпаются кубики льда, Нэнси ловит их, а они проскальзывают у нее между пальцами.

Виски пить не стоит, говорит она. Он хотел, чтобы в нашу первую ночь я была трезвая, ну я и прикинулась, что иду в ванную, а сама приложилась к бутылке. В общем, сейчас там по большей части вода. К тому же это все равно скотч.

Неужели он не унюхал?

Даже если и унюхал, не станет же он отказываться от шанса перепихнуться. На-ка, нарежь.

Она бросает мне лимон. Он приземляется на диван, и мы обе застываем, услышав какое-то движение наверху.

Представляешь, говорит Нэнси, у него на чердаке хранится Шагал.

Похоже, ей вполне комфортно вот так расхаживать по этой квартире. Волосы цвета воронова крыла рассыпаны по плечам, в проборе виднеются отросшие более светлые корни.

Единственная проблема, жалуется Нэнси, что с той первой ночи я почти каждый раз так поступаю. И больше не доливаю в бутылки воду, мы ведь все-таки взрослые люди. А этот ублюдок не желает покупать новые, но и старые не выбрасывает. Видишь? Она размахивает передо мной пустым графином. Вместо смеха у меня вырывается какое-то еле слышное бульканье. Такое ощущение, будто кто-то забил колья мне в икры и накручивает на них мышцы ног.

Может, нам пойти еще погулять?

Лучше не надо. Наверняка все уже разошлись.

Нэнси протягивает мне стакан через спинку дивана и окидывает меня скептическим взглядом.

Ты нормально себя чувствуешь? – спрашивает она. У тебя в глазах какой-то лихорадочный блеск. Как у волка.

Я просто на месте усидеть не могу, отвечаю я. Хочется чем-нибудь заняться.

Диван оказывается мягче, чем мне поначалу показалось. Когда я ложусь рядом с Нэнси, он обнимает меня, как подушка безопасности. Я утыкаюсь лицом в подушку и трусь о нее, надеясь, что на ткани останутся следы косметики. Потом я переворачиваю подушку другой стороной, чтобы Пирс не обнаружил пятна раньше времени. Яздесьбылаяздесьяпопрежнемуздесь.

Понимаю тебя, отзывается Нэнси. Вот бы потанцевать где-нибудь. С ним-то не сходишь, народ смеяться будет.

И как их за это винить?

Нэнси почесывает пятку и непринужденно бросает – ну и? Что ты думаешь?

Я целую ее, она же упирается рукой мне в плечо, удерживая на расстоянии.

Так нечестно, выдыхает она и тоже меня целует.

Дыхание у нее горячее и прерывистое. От нее пахнет дешевым пивом и духами от «Джо Малоун».

Нэнси раньше встречалась с девушками. Она утверждает, что бисексуальность – это гражданская позиция. Мне же девушки нравятся, как произведения искусства. А Нэнси говорит, это аморально. В первую неделю учебы я поцеловала ее на тихой дискотеке. Хотела, чтобы Эзра меня приревновал. Ничего не вышло, но несколько дней спустя Нэнси заявилась ко мне под вечер. Голова у нее была мокрая, с волос капала вода. Предохранитель у фена сдох, объяснила она. Попросила мой и, пока сушила волосы, распиналась, сколько же всяких пафосных придурков ей встретилось на жизненном пути. Я открыла вино, радуясь, что меня она к ним не причислила. Сначала мы валялись на ковре в моей комнате, делая снежных ангелов, а потом переспали. Неделю спустя я начала встречаться с Эзрой, и Нэнси с этим смирилась. Потом мы еще тискались с ней пару раз, когда сильно напивались и не знали, что бы еще такого отчудить. Но я всегда первая сдавала назад. Нэнси, впрочем, не уставала напоминать, что и первый шаг тоже всегда делала я. И как только ей удается одновременно быть такой мягкой и такой твердой? Как только она начинает отвечать на поцелуи, я сразу теряю интерес. Она тяжело дышит.

А потом отпрыгивает, как будто я ее обожгла. На верхней площадке лестницы стоит Пирс. Я наблюдаю из-под полуопущенных век, как он спускается вниз по ступенькам. Король в своем замке.

Можно бы притвориться спящей, но интересно, как он поступит.

Нэнси непонятно зачем включает чайник. Я отворачиваюсь к окну и смотрю на луну. У нее какой-то бледный нездоровый вид. И кажется, что она висит слишком близко к дому. Я откидываюсь на спинку дивана и на секунду закрываю глаза, но пульс у меня учащается.

Помнишь про лампу? – спрашиваю я громко, чтобы Нэнси не могла притвориться, будто не слышит. Повисает молчание, а потом она начинает нашептывать что-то Пирсу. По крайней мере теперь он отвечает ей мягче. Я разворачиваюсь к окну спиной. Пытаюсь представить, какая картина скрывается за занавесью в углу, цвета расплываются.

Знаешь, мы ведь не обязаны это делать, говорит Нэнси.