Дикое поле. Приднестровский разлом

В это не могли поверить. Тогда еще кровь и трупы не были для нас обыденным явлением. Тогда еще эту грань перешагнуть не успели. В упор? Из автоматов? В безоружных? Все это пока не укладывалось ни в какие рамки. Глаза видели, а мозг воспринимать отказывался. Саша Порожан, заместитель председателя горсовета, голос сорвал, дозваниваясь в соседние районы и в ближайшие населенные пункты Одесской области. Никто не верил. Не поверил даже Игорь Смирнов, когда ему об этом сообщили.

Не дожидаясь помощи, рабочие уводили с предприятий тяжелую технику, вывозили железобетонные плиты и блокировали город со всех сторон. Около двух тысяч женщин и детей отвели в воинскую часть и там спрятали. Солдаты отдали детям шинели, освободили казармы, а сами провели холодную ноябрьскую ночь на улице.

Мы толкались в гостинице, расположенной как раз напротив горсовета, и всю ночь не спали. Не спали, потому что противоречивые слухи будоражили город. Сначала разнеслась весть, что рабочие из Рыбницы и крестьяне из окрестных сел уже идут на помощь Дубоссарам. Потом пришло сообщение, что полиция разгромила безоружных рыбничан далеко на подступах к городу, а из Тирасполя тоже никому пробиться не удалось. На окраинных улицах устроили посты, жгли костры из старых автомобильных покрышек. Вокруг костров толпились люди. В воздухе стоял густой запах жженой резины.

Уже утром стало известно, что в Рыбнице действительно начали собираться люди с кольями и арматурой, чтобы идти на выручку Дубоссарам. Но вовремя сообщили, что полиция блокировала дорогу возле села Гояны, предварительно устроив побоище в Дюйбанах, откуда крестьяне с лопатами и вилами тоже собрались идти на помощь. Ночью отправлять безоружных людей на автоматы никто не рискнул. Зато днем нашлись умельцы, которые провели автобусы в обход шоссе, прямо по полям. Подтянулись и тираспольчане.

Но все это не решало проблемы защиты города. Арматура, лопаты и вилы против автоматов — чистое самоубийство. И тогда дубоссарские лидеры придумали “военную хитрость”. Для начала на глазах митингующей толпы затащили на крышу тщательно закамуфлированные водопроводные трубы, объявив, что это орудийные стволы. Затем отобрали пару сотен мужчин, построили и увели с площади, громогласно сообщив, что их повели получать автоматы. Сработало. На площади находилось немало кишиневских информаторов, и весть о том, что Дубоссары вооружаются автоматическим оружием и артиллерией, быстро распространилась. Видимо, это и спасло город. Искатели национального духа отступили.

До распада Советского Союза оставался еще год с небольшим. Но советские руководители не предприняли ничего реального для того, чтобы предотвратить насилие на берегах Днестра. Центр сам отделился от окраин. Центр запер себя в рамках Садового кольца, пытаясь выжить. Но невозможно было выжить, ни на кого не опираясь. Центр предал собственные окраины.

А шестого ноября в Дубоссары съехалось чуть не все Приднестровье. Прощались с погибшими. Прощались, но даже в этот момент не верили, что это только начало. Что основные жертвы еще впереди. Хотя над траурной процессией развевался плакат: “Горбачев! Чья кровь прольется завтра?” Все равно пока не верили. Но уже верили, что выстоят.

Перед началом шествия я заметил у стены горсовета здоровенный кусок ватмана с заклинанием:

“Товарищ! Запомни эти имена:

Гелетюк О. В.

Мицул В. В.

Готка В. Н.

Они погибли, защищая свои семьи, женщин, детей.

Они защитили и нас с тобой.

Найди в своем сердце светлый уголок памяти.

Помни: зло не должно оставаться безнаказанным, иначе оно вернется снова”.

Помню, еще отметил про себя, что христианское всепрощение уступило место более древнему: око за око. И другое: дубоссарское население как бы съежилось, слилось и ощутило себя как никогда единым целым. Тогда же, на похоронах, кто-то переиначил знаменитый испанский лозунг времен гражданской войны и произнес: “Но дубоссаран!”

Я не знаю, что именно искала Молдавия с автоматами наперевес в старинном приднестровском городе Дубоссары 2 ноября 1990 года. Но я точно знаю, что она там потеряла. 2 ноября 1990 года она окончательно потеряла Приднестровье. Отныне берега разделяла не только днестровская вода, но и человеческая кровь.

“Художник нам изобразил...”

Сидя на жесткой скамейке дизель-поезда Кишинев — Одесса, я сам с собою пытался рассуждать о свободе. Всего-навсего. Известное дело, нашего брата хлебом не корми — дай возможность порассуждать о чем-нибудь этаком. Тем более что поезд плелся с трудом, останавливался чуть не у каждого столба на маленьких молдавских станциях, где поджидавшие его крестьяне с мешками наперевес штурмом брали ветхие вагоны. С соседних лавок, прямо из мешков, раздавалось хрюканье поросят, а порою стук колес заглушался откуда-то из-за спины взрывавшимся истошным петушиным криком, словно ополоумевшая птица, с головой погруженная в мешок, боялась потерять счет времени. Или орала о потерянной свободе?