Дикое поле. Приднестровский разлом

Зато дислоцированная в Приднестровье 14-я российская армия была крайне профессиональной. Она профессионально сдавалась после любого нападения молдавских формирований. Сам Юрий Неткачев отдал приказ демонтировать технику, чтобы — не дай бог! — приднестровцы не увели. Поэтому когда 2 марта “фронтисты” напали на расположенную в Кочиерах воинскую часть 65161, военнослужащие сдали ее без боя. Выполняя приказ Москвы “не вмешиваться в конфликт”, другие части отказались идти на выручку Кочиерскому полку. Они “не вмешивались” в события. Даже когда их убивали и захватывали в заложники их жен и детей. Видя такое дело, приднестровские гвардейцы и казаки вступили в бой и “непрофессионально” отбили полк назад. Тогда ОПОН Молдавии взял в заложники детей и жен офицеров. Но они по-прежнему “не вмешивались”. На следующий день гвардейцы и казаки опять же “непрофессионально” освободили заложников и самих военнослужащих и вывели их в Дубоссары. Прикрывая их отход, погиб командир батальона гвардейцев Василий Воронков. Он “непрофессионально” закрыл своим телом брошенную вослед детям и женщинам гранату.

Приднестровские женщины неустанно пикетировали контрольно-пропускные пункты воинских частей, умоляя вступиться или поделиться оружием. Не давали. Зато сдавали Молдавии целые подразделения. Вместе с боевой техникой, вооружением и имуществом. Приднестровцам легче было оружие купить. Что они и делали, пока не наладили собственное производство. Даже когда офицеры, доведенные до крайности своим двусмысленным положением, устроили собрание и приняли решение перейти под юрисдикцию Приднестровья, Москва выжидала еще месяца два. И только в конце июня министр обороны Павел Грачев снял с должности Неткачева, а на его место прислал Александра Лебедя. Лебедю удалось сохранить армию для России. Вернее, не армию, а то, что от нее осталось.

Только глядя в иллюминатор вертолета, по-настоящему понимаешь, насколько извилист Днестр. Мы летим прямо, а его воды появляются то справа, то слева, словно желая окончательно запутать эту никому не нужную линию фронта. Видно, как густым черноземом дышит земля, вздымая над собой все еще живые сады и виноградники. Как, переливаясь на солнце, ласкается к крутым берегам днестровская вода. Как, будто натянутые тетивой, рвутся к небу остроконечные пирамидальные тополя. Изумителен приднестровский пейзаж. Особенно с вертолета.

Если бы еще вслед не стреляли.

Порожан

Мы стояли на дороге в полной растерянности, когда из-за поворота со стороны приднестровских позиций на полной скорости к нам подскочил какой-то зеленый микроавтобус с вмятинами на боку. Объехав нас вокруг, он остановился. Из кабины выскочил бородатый человек с пистолетом и, наставив его на нас, спокойно произнес:

— Быстро в машину. Фронт они решили перейти. Идиоты. Вы хоть знаете, кто там сегодня на дежурстве? Головы поотрывают, а потом собирай вас по частям.

Это был Александр Порожан. Один из руководителей Дубоссар и, соответственно, обороны города.

Поближе я познакомился с ним в марте 1992-го. Симпатичный бородатый мужик в ковбойке и почему-то в домашних тапочках шастал по коридорам власти, как по собственной квартире. Вид его настолько не вязался с официозом кабинетов и приемных, где еще совсем недавно восседали партийные бонзы городского и районного масштаба, что даже приблизительно нельзя было предположить, кто он такой. То ли не успевший переодеться штукатур или маляр, спешно заделывающий пулевые отметины, то ли незадачливый посетитель, которого гоняют из кабинета в кабинет из-за непрезентабельного внешнего вида. Но оказалось, что Порожан — заместитель председателя горсовета и горисполкома. Человек, пришедший во власть в том, в чем был.

— Очень хорошо! — сказал он, как будто мы были знакомы вечность. — Сейчас поговорим, а потом поедешь сопровождать казаков.

— Как сопровождать? — опешил я.

— Как конвоир, — засмеялся Саша. — У нас тут некоторые приезжие казаки неправильно себя вели, поэтому мы их арестовали и посадили в погреб. Теперь отправляем в Тирасполь, пусть там с ними разбираются.

Где-то за окнами громыхнуло. Но Саша только махнул рукой.

— Ничего у них не выйдет.

— Откуда такая уверенность?

— Да потому что нас завоевать невозможно. Нас во все исторические времена куда-то присоединяли, отсоединяли, опять присоединяли. Можно опять присоединить, но ничего не изменится. Все равно мы всегда будем жить сами по себе — признанные или непризнанные. Думаешь, я согласился бы идти во власть, если бы это было не так? Я всегда к власти относился плохо, и всегда был немного диссидентом, и коммунистов не любил. Но еще больше я не люблю националистов. После того, как на здании парламента в Кишиневе увидел плакат “Гагауз хорош только мертвый”, все понял. И пошел на выборы. Меня и выбрали.

— А сам-то ты по национальности кто?

— Приднестровец.

— Как это?